Альфред Хичкок: беспричинная тревога

Нет ничего страшнее запертой двери

Сегодня нам предстоит интересный эксперимент - двойное путешествие. С одной стороны в жизнь выше обозначенного персонажа, а с другой - в те запредельные дали, из которых мы все с вами произрастаем. В те дали, из которых берёт начало гений нашего сегодняшнего героя - не такого простого человека, каким на первый взгляд он может показаться. Сегодняшнее погружение откроет нам новую страницу в истории нашего с вами общения, сегодня мы обратимся и к внутренним призракам, и к психологии, и к сухим фактам, и к множеству параллелей, которые чудесным образом умудрились завязаться в узел в биографии именно этого героя.

И многие спрашивают: "Почему ты редко выбираешь для своих статей персонажей ещё живых?". И я обычно храню молчание, надеясь, что читатель сам догадается почему. Но именно сегодня хочется ответить на этот, скорее всего, вечный для меня вопрос - персонажи, которые ещё живы, всегда могут повернуть штурвал и из одной жизненной бухты плавно уйти в другую. Мы же имеем дело не с людьми, а с образами, с Масками. В наших путешествиях и изложениях, биография - это сопутствующая шелуха, под тонким слоем которой истинный искатель найдёт тот самый песок, который, возможно, решит просеять ради поиска хотя бы нескольких крупиц оригинальных, а самое главное, прикладных идей, которые я стараюсь вложить в текст и передать вам. И невозможно научить кого-то на своём примере - я утверждаю это. Именно потому погружение в образ - одна из важнейших деталей нашей с вами работы. Именно поэтому многие не приживаются в "Лабиринтах", так как достаточно лениво бывает читать "слишком много букв". Да, я грешу этим. Но грешу с одной единственной целью - отобрать зёрна от плевел и дать пищу для ума тем читателям, которые действительно её ищут. Я всегда предвзято относился к афоризмам и мудростям без примеров - это своего рода отсечённая крайняя плоть, лишь имевшая когда-то определённое отношение к животворному началу, более недоступному без контекста.

Смею предположить, мои уважаемые психонавты, что сегодняшний персонаж известен вам, по большей части по фильмам "Психо" и "Птицы" - двум своим несомненно замечательнейшим и самым знаковым вещам, визитным карточкам, если хотите. И я не буду использовать стандартные клише, не буду вещать вам о том, что лучшим произведением Хичкока был сам Хичкок. Это, несомненно, вам тоже известно. Я лишь приглашу вас в очередную игру. И если я ещё здесь, перед вами, значит замены мне пока что не нашлось, ведь стоит только кому-то другому взяться за вожжи и ваше внимание сорвётся в его сторону, как правило - более талантливую и насыщенную, ведь именно таков механизм преемственности. А в нашем деле, в достаточно недавно проявленном образе мирового театра (и родоначальником этой идеи я считаю Германа Гессе), так мало написано путеводителей, так мало точек отсчёта, что возникновение каждой новой - несомненное событие, которое уже бросилось бы в глаза достопочтенных путешественников...

Альфред Хичкок в "Лабиринтах".

В 1910 семья Альфреда перебирается в лондонский район Степни. Здесь Альфред начнёт ходить в иезуитский колледж Святого Игнатия, в котором отметится как достаточно хитрый, но внешне спокойный мальчик. Его способность выкинуть "что-нибудь этакое" будет не сразу замечена преподавателями. И хоть Альфред уже и имеет неоднозначную славу среди своих сверстников, розги (а, вернее, резиновые палки, которыми наказывались ученики) доберутся до него не скоро. В колледже у Альфреда начинает развиваться тяга к тайне преступления. В этот период жизни он часто посещает музей Скотланд-Ярда,  за стеклянными витринами которого можно увидеть... самые настоящие наручники и пистолеты! Неслыханная радость обуревает его в эти моменты! Но ещё никто не знает, как эта радость синтезируется в сознании маленького странного англичанина, который уже понемногу начинает посещать зал судебных заседаний и всё больше вовлекается в сам процесс расследования преступлений.

В иезуитской школе, обучение в которой включало в себя как преподавание "светских" предметов, так и изучение строгих религиозных норм, умеренное физическое наказание было одним из самых распространённых и ходовых методов борьбы с провинностями. И эта тема - тема наказания - пройдёт красной нитью через всё творчество Хичкока. Именно здесь, в колледже Святого Игнатия, Мастер впервые смешает по вкусу чувство страха перед нарушением моральных норм и испуг перед неотвратимым наказанием. Рука отца-настоятеля аккуратно выводила в журнале меру наказания и виновник "торжества" был должен целый день ожидать расплаты за содеянное... И мы, следуя этим линиям и завиткам уже летим в какую-то странную кроличью нору, стены которой выложены из долларовых купюр. Перед нами - трасса. В сумочке или портмоне - внушительная сумма денег...

- Вы знаете, как я поступаю с несчастьем? Я от него откупаюсь... Вы несчастны?

Нет, ничего! И когда похищенные деньги жгут карман, сама кража уже проклята сто раз. И деньги эти, которые казались раньше необходимыми, сейчас стали просто приносящей беды и страх бумагой, бумагой, ловко подвесившей вас за самое горло над пропастью. И избавиться от этого удушья безболезненно уже не получится - кислород кончается, и либо ты продолжаешь висеть на этой проклятой бечёвке, либо падаешь в пропасть, в которой самый большой страх вызывает отсутствие дна и неизвестность вечных пугающих ощущений связанных с полётом. Как это - падать в пропасть? И бедная-бедная Мэрион... Или речь идёт уже не о ней? Может быть о вас? И тот самый ухмыляющийся злодей с хитрыми масляными глазами, чья тень - ужасный Эдвард Гейн, протянувший в один прекрасный вечер свою биографию прямо в руки мистеру Хичкоку, уже скалится, наблюдая, как беспомощность болтающейся в петле закрывает глаза на все прочие угрозы. И когда маленькая птичка, неведь откуда научившаяся плести паутину сама по неосторожности запутывается в ней, что мешает более опытному и более умелому охотнику схватить её и выпить до дна прямо здесь на полу ванной?

И Альфред открывает глаза уже на съёмочной площадке. Он - именитый режиссёр, снявший массу увлекательнейших фильмов, джентельмен от кинематографа, тот, чьё английское происхождение угадывается с первого взгляда. Муж-подкаблучник и неизменный хозяин холодного пота на лбу своего зрителя - сегодня, сейчас!

И знаете секрет гениальности? Никому и никогда не позволяйте без вашего участия решать судьбу собственных начинаний. Тем более, если вы чувствуете свою связь с тёмными нотами мира иллюзий, а таковые Хичкок определённо чувствовал. Панический страх перед полицейскими и заключением, полный отказ от вождения автомобиля, нервный страх перед куриным яйцом, поданным ему официантом, привычка вытирать раковину и кран тремя полотенцами прежде чем вымыть руки и постоянное камео в собственных поздних фильмах - вот он, взгляд изнутри. И когда полный англичанин появляется на площадке, он становится богом своего дела - обращаясь с актёрами как с проклятыми, идёт на встречу своему видению... Однажды он даже выронит фразу: "актеры - это домашний скот". Хичкок не просто считает, что актёр должен проживать фильм, он сам живёт во всех своих картинах в бесконечных камео - прохожий или человек на фотографии, опаздывающий на автобус или выгуливающий своих любимых терьеров. Альфреду очень важно почувствовать себя внутри произведения, и когда он приходит к видению картины, когда длительными ночами в тревожных снах понимает, что может изучить мир своих картин на ощупь, утро начинается с того, что актёры воют диким воем под неусыпным взглядом своего Мастера, переносящего туманные тревоги на киноплёнку. Каждая деталь должна быть отражена, каждая мелочь продумана и подогнана. Именно поэтому никакие редакторские правки неприемлемы. Свой путь вообще свойственен людям, которые отзываются на голоса извне, тем, кто идёт на болотные огоньки, поставив на карту нечто больше, чем коммерческий успех. Вспомним того же Стэнли Кубрика - персонаж из когорты мастеров кинематографа, кстати. Только сравнивать американский подход полубезумного Кубрика и педантичность англичанина-ирландца Хичкока невозможно ни по одному пункту кроме самобытности выстроенных миров. И ведь все картины Альфреда, действительно являются целым миром - миром пугающим не кровью или бездушной резнёй, а ожиданием неизбежного. Ужас Хичкока - ужас пребывания в капкане, сегодняшний же ужас - кровавое месиво, которое, если быть честным, не впечатляет уже никого, кроме слабонервных и маленьких детей. Кровавая каша приедается, как приедается то, что слишком очевидно или, наоборот, неправдоподобно. Она безвкусна и пресна. Конечно же верно - даже без применения спецэффектов страх тёмной лестницы всегда останется страхом тёмной лестницы. Только вот труп, который уже двадцать кинематографических лет падает с неё, как правило, будет будет окровавленным и мерзким. И в этом нет никакой тайны или загадки. И другое дело - лестница Хичкока - пустая и светлая, но с неизменно бледным трупом юной леди, влекущим к себе белоснежным серебром кожи. И на этом преступление заканчивается. Остаётся только немая загадка. И подозрительный вопросительный взгляд глаза в глаза, с этих самых пор направленный в сторону каждого соседа, который, улыбаясь, желает вам хорошего дня.

Более пятидесяти фильмов за пятьдесят лет. Таков размах Мастера. Хичкок всегда и везде старался ограничивать себя от лишнего мусора, мешающего переработке нужной информации. Любая его работа и любое увлечение требовали полного подключения. Не исключением было и Большое Кино. "Тяжелые двери студии захлопнулись за мной", - так о своём кинозатворничестве выражался сам Альфред. Постаревший и осунувшийся, переживающий за свои фильмы как за собственных детей, в 1975-ом Хичкок обзаведётся кардиостимулятором, который будет его только лишь забавить: смешная штучка, вшитая в грудь. Он любил демонстрировать её журналистам и с улыбкой на лице убеждать их: "Он рассчитан на десять лет"... И мягкая улыбка странного чудаковатого Мастера уже падает к вашим ногам, как разбитая ваза...

В 79-ом состоится церемония вручения награды "За достижения всей жизни", главным гвоздём которой будет Альфред Хичкок. Рядом с ним, как и всегда - жена Альма и лучшие друзья, в числе которых неподражаемый Ингрид Бергман. И подобное чествование Альфред, как и любой другой уважающий себя человек, несомненно воспримет, как заочные похороны. Он будет безэмоционален и молчалив, многие скажут - "загадочен". Но загадка - это то, что художник готов открыть широкой публике рано или поздно. Загадка создана для глаз, ушей и рук также, как зубная щётка создана для окровавленных жизнью человечьих клыков. Потерянность - состояние совсем другого рода. И когда заканчивается срок творца, то закрытые двери, которыми он всегда ограждался от мира, чтобы этот самый мир не выбил табуретку из-под его ног, всегда оборачиваются ловушкой. Ты начинаешь творить и понимаешь, что помехи уже настолько засорили сигнал, идущий откуда-то извне, что даже твои верные музы разводят руками и ничего не могут сделать для тебя. Теперь эту волну ловит кто-то другой. Она находит очередного Мастера - свежего, молодого, с кистью и мольбертом. А ты остаёшься закрытым в своей проклятой комнате один на один с Беспомощностью и просишь хотя бы минуту озарения. Но озарение не приходит, и ты с сочувствием смотришь на этого молодого парня, который уже забавляется с твоими музами у всех на виду. Он ещё не знает, каков финал пьесы. И если не ты выключаешь свет, то, пардон, свет выключают тебе. И за дар всегда приходится чем-то платить. Даже если ты проживаешь всю жизнь в попытках остаться чистым и верным Богу иезуитом. И вот вам - самый эффектный приём, самая крепкая ловушка, самый забористый саспенс за всю вашу жизнь.

А в наших ушах уже звенит тот самый похоронный марш марионеток - марионеток, которыми, естественно, являемся мы с вами. И на экране возникает забавный и интригующий профиль... И что же такое наша жизнь, в сущности? Существование внутри гигантского кукольного театра, в котором некий режиссёр, некий вселенский Хичкок ставит свой очередной головокружительный по закрученности шедевер? И если всё действительно так, то ежедневный саспенс у этого Маэстро никогда не исчерпает себя, ведь напряжение, которое рождается в сознании зрителя, берётся не откуда-нибудь, а из его собственной головы. И давайте поиграем в саспенс, друзья мои! Давайте накалять будни на медленном огне до уровня, когда нам самим уже будет тошно находиться рядом с самими собой. Давайте искать символы, знаки и второе дно в вопросах поверхностных, давайте искать мистику там, где её нет и быть не может. И жизнь наша - пресная жалкая жизнь - уже превратится из сухой кучи соломы в шедевр, достойный Всевидящего Ока настоящего мастера триллера. Разве не этим мы занимаемся каждый день? Разве наши внутренние тени не ведут нас за собой, как гамельнский крысолов ведёт детей к краю пропасти? Разве можете вы сопротивляться им - немым спутникам любой мало-мальски вкусной игры?

Если же вы устроитесь поудобнее и рассмотрите природу собственных тревог повнимательнее, вы уткнётесь носом в восемнадцатый старший аркан Таро. И нет лучшей трактовки нашей покорности обстоятельствам и теням, чем трактовка аркана Луна, данная Алистером Кроули: "Она – ядовитая тьма, как условие возрождения света. Этот путь охраняется табу. Всё сомнительно, всё таинственно, всё пьянит. Это не благотворное солнечное опьянение Диониса, но страшное безумие пагубных наркотиков". И вы можете сказать - не в тему, это тут не причём, но не сможете опровергнуть моё заявление о том, что человек движущийся по токам энергии волнений находится в том самом состояние, которое можно описать как "самый тёмный час перед рассветом". А по этим токам, мои уважаемые читатели, движется большинство из нас. Вот вам наглядный саспенс. И не нужно тёмных мрачных подвалов, не нужно крови, ужасов и криков - нужна тихая атмосфера собственной комнаты, осознание своей беспомощности и присутствие рядом Его Высочества Времени. Даже этого уже вполне достаточно для того, чтобы погрузить нас в размышления более чем тревожные. В беспричинную тревогу, как я указал сегодня в заглавии нашего путешествия. И где-то там, в дебрях "Лабиринтов" продолжает жить этот странный джентльмен - тот, кто прописал все возможные сценарии заранее. Тот, кто не совершив революции в использовании камеры или костюма, сумел перевернуть ум зрителя и разбить его об пол, показав нам, что самый кошмарный ужас таится не снаружи - он таится внутри. И фильмы Хичкока несомненный медиатор, для имеющих слух. Это дудка в руках факира, который заклинает своего зрителя. Это ключ от старой закрытой двери. И только вам выбирать, что тревожит вас больше - неизвестность снаружи или страх заточения в компании собственных кошмаров и чудовищ...