Сергей Довлатов: у Бога добавки не просят

"Ну, хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять темно-серых костюмов.

Перелистаю семьсот номеров журнала "Огонек". И все?

И сдохну, не поцарапав земной коры?..

Уж лучше жить минуту, но по-человечески!.. "

Каждый народ достоин своих правителей." Примерно так звучит эта старая фраза. Точно так же можно заявить, что каждый народ достоин своих законов. Впрочем, учитывать мнение народа в вопросе выбора политиков или принятия законов - недальновидно. Как поясняют нам статистика, отвечая на вопрос являются ли 95% населения полными идиотами, "95% соответствуют интервалу из двух среднеквадратичных отклонений нормально распределённой случайной величины. То есть, если взять несколько дискретных случайных величин, характеризующих идиотизм среди населения, высчитать их математическое ожидание, затем дисперсию и среднеквадратичное отклонение, потом взять интервал в два среднеквадратичных отклонения вокруг мат. ожидания, то в этот интервал попадёт 95% результатов исследования. То есть 95% населения — идиоты." Было бы преступно считаться с подобным населением, верно? К тому же, каждый выдвигающий такое заявление, должен понимать, что по данным расчётам из вероятности 95 к 100 тоже является дураком. Бернард Шоу сказал ещё проще "Два процента людей — думает, три процента — думают, что они думают, а 95 процентов людей лучше умрут, чем будут думать." Именно поэтому каждая страна имеет такой политический режим, которого она достойна. При всём моём сомнительном отношении к центральному ядру как либералов, так и "законников" (а деление у нас происходит именно на эти категории), хочу отметить, что проще верблюду пролезть в игольное ушко, чем случайному порядочному человеку оказаться на своём месте в условиях существующих повсеместно - во всех странах - политических коллизий.

В вечной борьбе за некое геополитическое превосходство, в каждой стране все факты подаются так, как их нужно подать. Ведь вы все понимаете - вкус, цвет и оттенок информации уже давно не зависит от фактов. Он зависит от того, как, кем и в каких обстоятельствах они подаются. Каждый взрослый человек, понимает, что нет идеальных решений - как в вопросах семейных, так и в вопросах управления любым из возможных государств. Есть выгодные и не выгодные решения. Есть решения более эффективные и менее эффективные. Есть решения не эффективные абсолютно. И именно в развороте таких условий нам приходится коротать этот недолгий век - 95% доказанных идиотов; факты, которые подаются нам не только по вертикали, но и по горизонтали - друг между другом - именно в том ключе, в котором заинтересованная сторона считает нужным их подавать. Отданный рынку и маркетингу человеческий мозг. Ведь наука становится доступна дельцам. И есть очень важные знания о поведенческих принципах, которые никак нельзя отдавать на откуп торгашам. Иначе целые поколения, страны и народы навсегда забудут дорогу по новом эволюционному витку, но будут формировать собой тупиковую ветвь генофонда, которая станет думать только о покупке машин, дорогой парфюмерии или предметов роскоши. На самом деле, не так важно, что вы приобретаете - автомобиль, завод, хлеб по акции. Самое главное, что на вас действует запущенная программа. Вы приносите доход сегодня, значит сегодня вы важны. Но если кому-то от вас требуется такая мелочь как деньги - обязательно отдайте деньгами. И поблагодарите, что не взяли здоровьем. Наш сегодняшний герой чувствовал весь этот переплёт. Ещё не распустившийся, не отравивший народы своими ядовитыми парами, но уже расцветающий пышным цветом. "Деньги, - напишет он однажды, – это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету." Сегодня речь пойдёт о лишних людях. О порядочных людях. И мы ещё вернёмся к тому, о чём только что говорили.

Сергей Довлатов в "Лабиринтах".

Эта история началась в стране, которую было за что не любить. Но причин для уважения к жителям этой страны было ни чуть не меньше. В ней жили настоящие женщины и настоящие мужчины. Весёлые и задорные, лёгкие на подъём невесомые женщины, одна улыбка которых могла раскрасить полевыми цветами всю улицу - начиная с угрюмой бакалейной лавки, конечно. Мужчины в те времена были мужчинами. Сегодняшнему поколению уже не расскажешь, что у мужчины есть долг и обязанность перед собой и обществом. Перед женщиной. Что женщину он должен носить на руках, а дело своё делать умело и качественно. Казалось бы - уже не викинг, не кузнец. Но, по сравнению со временами сегодняшней тотальной расхлябанности и бесшабашности, большого парника с вроде как мальчиками - настоящий Прометей на фоне желторотых утят. Сегодняшний наш герой - из когорты таких Прометеев. Так он скажет о своём творчестве в книге своих мемуаров "Ремесло": "Тринадцать лет назад я взялся за перо. Написал роман, семь повестей и четыреста коротких вещей. (На ощупь — побольше, чем Гоголь!) Я убежден, что мы с Гоголем обладаем равными авторскими правами. (Обязанности разные.) Как минимум одним неотъемлемым правом. Правом обнародовать написанное. То есть правом бессмертия или неудачи." Право это наш сегодняшний герой реализует на полную. Ну а пока - перед нами Уфа. Семья, в которой родился Сергей - семья театрального режиссёра Доната Исааковича Мечика и актрисы Норы Сергеевны Довлатовой. Уфа - вынужденный город их пребывания. Место же их постоянного жительства - Питер. А поскольку на дворе 1941 год, семья находится в эвакуации. В 46-ом Нора и Донат разводятся. Сергей останется на воспитании матери и с раннего детства начнёт ощущать на себе нужду и принадлежность к достаточно бедной прослойке общества. Там же, в мемуарах, он запишет такой случай: "Школа… Дружба с Алешей Лаврентьевым, за которым приезжает «форд»… Алеша шалит, мне поручено воспитывать его… Тогда меня возьмут на дачу… Я становлюсь маленьким гувернером… Я умнее и больше читал… Я знаю, как угодить взрослым… " 

Переломным периодом в жизни Довлатова станет поступление на филфак ленинградского университета и знакомство с самим... С Иосифом Александровичем, конечно. Можно сказать, что и без того выдающийся Довлатов - высоченный и ярко выделяющийся на фоне сверстников - запомнится Бродскому.

Чем являлся и является до сих пор филологический факультет для его учащихся? Местом встречи и бесед о высоком, разумеется. Вино "Гамза" в плетёных бутылочках, на закуску - плавленный сырок, болгарские сигареты и интереснейшая компания - прибежище интеллектуалов. Среди прочих ярче остальных на фоне высоченного Довлатова выделяется Ася Пекуровская - первая красавица всего Ленинграда. Уже совсем скоро ей повезёт вдвойне - за Асей будут одновременно ухаживать и Бродский, и Довлатов. В этом негласном состязании победит Сергей. Он будет назначать ей встречи в месте, где чаще всего встречался с людьми, и станет приходить на угол Литейного и Невского, позволяя Асе прийти на встречу в любое удобное ей время, порой ожидая её три, четыре или пять часов. Поглощённый любовью Довлатов забросит учёбу и будет жить мечтами о свадьбе. На квартире их общего друга возникнет горячий спор - если Ася не выпивает залпом бутылку водки, то выходит за Сергея замуж. Если же у неё это получается, то Сергей проносит на плечах одного из своих знакомых от Финляндского вокзала к Неве. Нести, конечно, пришлось достаточно далеко, но спор есть спор! Нет, дело конечно, закончится свадьбой, но свадьба эта придётся на момент отчисления Довлатова из института, после чего, ему приходится уйти в армию. Ася же уже скоро родит дочь от Сергея - Машу. Она первой покинет родину и даже когда страну покинет Сергей, не расскажет дочери о том, что её отец находится не так далеко. До самой смерти Довлатова Маша не будет знать, что её отец проживает где-то рядом.

Служить Сергею придётся в охране исправительных колоний в Республике Коми. По замечания Бродского, после трёх лет службы, Серёжа вернётся из армии "как Толстой из Крыма " - с задумчивостью в глазах, лёгким чувством растерянности и свитком рассказов. Среди них уже будет та самая "Зона", написать которую было так нужно. И, в тоже время, писать которую было никак нельзя. Нет, вопрос не в государстве и его отношению к искусству даже. Оно всегда относилось к искусству отвратительно. Дело в том, что писатель никогда не должен заглядывать в такие темы. Хороший писатель - расчётлив и ловок. Он не касается тем, которые могут обжечь его самого. В магазинах вы увидите миллионы экземпляров различных несерьёзных детективов, трендового чтива и прочей макулатуры, которую вам продают за деньги. Покупать такую макулатуру образованный человек не станет. Образованный человек также не станет писать подобное. А вот поиграть с огнём - это всегда пожалуйста. И игры нашего сегодняшнего героя приведут к результатам очень привычным, но, по меркам сегодняшнего дня, диким и нелогичным.

После возвращения из армии Довлатов снова продолжает учёбу в ЛГУ. Уже на журналистике. И тут же устраивается на работу, связанную с профессией. В общем-то, все его будущие работы будут связаны с профессией - публикация в студенческой газете кораблестроительного института, работа личным секретарём писательницы Веры Пановой (которая позже станет основой его произведения "Соло на ундервуде"), экскурсовод в Михайловском, редактор еженедельной газеты, сторож, а также кочегар в котельной. Любая работа, где виден человек, является для журналиста профессиональной. Если журналист и сам человек - работать ему становится в разы легче. Всё, конечно же, началось с "Зоны".  "По Солженицыну лагерь - это ад. Я же думаю, что ад - это мы сами", - напишет Довлатов позже.

Посадить можно кого угодно. Был бы приказ посадить, была бы заинтересованность в конкретном человеке. Так было всегда на протяжении человеческой истории. "Кто ищет - тот всегда найдёт" - прекрасная поговорка на все времена. Но самая большая - общечеловеческая картина разворачивается там, где пролегают границы той самой довлатовской "Зоны". Не записки заключённого, но записки надзирателя - казалось бы, совсем другой разрез, другое повествование, другие чаяния и тревоги. Но Сергей Донатович на собственной шкуре ощутил, как колючая проволока скручивает в однородную массу и тех, кто охраняет и тех, кого охраняют. Ведь решётка это - всего лишь иллюзорный барьер. Как и любая стена - она не спасает от мыслей. Не спасает от страшных снов и тревог.  Для идеи нет преград и решёток, она распространяется по воздуху. Не бывает надзирателя не раненного зоной. И те, кто живут рядом с ним, тоже пропитываются его образом мысли и его чаяниями. А от них уже слегка угасшая мысль распространяется дальше. Это ответ на вопрос, почему в логове негодяев не встретишь щедрого человека, почему в среде коррупционеров не найдёшь честного человека, почему в разбойничьем кабаке не наткнёшься на святого. Люди создают идеи, настроения и чувства. А стены придумал какой-то идиот.  Он думал, что стены защищают. Но они неспособны ни на что. По обе стороны колючей проволоки — единый и жестокий мир. И от него не спрячешься и не отгородишься. К тому же никто не знает, ограждаем мы этой проволокой себя от заключённых или заключённых от себя. Зато каждый чувствует нутром - зона эта всегда будет внутри нас. И никуда мы  от неё не денемся.

"С тревожным чувством берусь я за перо. Кого интересуют признания литературного неудачника? Что поучительного в его исповеди? Да и жизнь моя лишена внешнего трагизма. Я абсолютно здоров. У меня есть любящая родня. Мне всегда готовы предоставить работу, которая обеспечит нормальное биологическое существование. Мало того, я обладаю преимуществами. Мне без труда удается располагать к себе людей. Я совершил десятки поступков, уголовно наказуемых и оставшихся безнаказанными. Я дважды был женат, и оба раза счастливо. Наконец, у меня есть собака. А это уже излишество. Тогда почему же я ощущаю себя на грани физической катастрофы? Откуда у меня чувство безнадежной жизненной непригодности? В чем причина моей тоски? Я хочу в этом разобраться. Постоянно думаю об этом. Мечтаю и надеюсь вызвать призрак счастья."

В 1972-ом году, сбегая от страшных снов своих, Довлатов на случайной попутке уезжает в Таллин. Поскольку несколько знакомых в это городе у него всё же было, а ночевать было негде, он напрашивается в гости к Тамаре Зибуновой - к первому человеку, до которого удалось дозвониться по телефону. Эта встреча закончится тем, что Сергей проведёт в Таллине целых три года. Дом с печным отоплением подразумевал, что тот, кто первый приходит с работы, носит дрова, затапливает печь и готовит ужин. Чаще это приходилось делать Тамаре, но когда её чаша терпения переполнялась, Сергей, будто бы заранее предугадывая неприятные разговоры на данную тему, зачастую носил дрова на несколько дней вперёд и пытался исправно готовить.

Город принял Сергея очень радушно. Несмотря на то, что Довлатов любил выпивать и не состоял в партии, его охотно приняли на работу в редакцию газеты "Советская Эстония" штатным сотрудником в отдел информации. Именно этот опыт ляжет в основу его сборника новелл "Компромисс". В него войдут 12 рассказов-компромиссов, чем-то неуловимо напоминающих записки другого известного журналиста - Хантера Томпсона. Вся подноготная его работы будет поднята до темы небольшого эссе и отражена в конкретном рассказе - ироничном или трагичном, но несомненно талантливом. Именно в Таллине Довлатов приблизится к мечте - издать первую свою книгу. Ему даже не придётся тратить время на поиски подходящей редакции, к нему обратятся из главного издательства республики. Попросят принести какой-нибудь интересный текст. Рукописью этой станет книга "Пять углов. Записки горожанина." Книгу признают лучшей за несколько последних лет. Все правки своей рукописи - около ста -  он одобрял. Желание увидеть свою книгу в печати было очень велико. До публикации останется не так много времени - останется получить одобрение только в ЦК Эстонии.

Изданию книги помешает один неожиданный поворот в истории записок, привезённых им из армии. "Зону" он даст почитать своему приятелю-диссиденту Котельникову. В это время группа вольнодумцев, к которой принадлежал и Котельников, уже находилась под неусыпной слежкой КГБ. Обыск на квартире Котельникова придётся именно на время ожидания Довлатовым выпуска его книги. Сотрудники КГБ, в ходе обыска, конечно же находят рукопись "Зона". Именно этот факт приведёт к тому, что "Пять углов" так и не будут изданы. Нельзя издавать неблагонадёжных авторов. Идите лучше работайте на завод. В свободное время будете писать - да кто же вам мешает, в конце концов, Сергей Донатович?

Оставаться в Таллине Довлатов больше не мог. Он много пил и не понимал, почему всё происходит именно так. Будучи посвящённым в то, что Тамара беременна, они договариваются о том, что Сергей может спокойно отправляться обратно в Ленинград. И кто бы знает, как дальше развернулась судьба Сергея, если бы "Пять углов" всё-таки были изданы тогда в Таллине?

В Ленинграде Сергей работает в советском-пионерском журнале "Костёр", пишет он об этом времени так: "Я работал в "Костре". То есть из жертвы литературного режима превратился в функционера этого режима." За исключение тех периодов, когда Сергей срывается в очередной запой, коллеги подмечают его редакторскую аккуратность и педантичность. Друзья вообще часто вспоминают о Сергее, как о человеке, который всегда готов был к веселью, но, играя рыжего клоуна, всегда оставался белым. Человек с огромной утратой внутри. С пустотой и грустью. Выдающий, между тем, произведения, преисполненные невероятной иронии и бытовой саркастической лирики. Чуть позже - работа экскурсоводом в Михайловском. Тем, кто хочется встретиться с ним здесь, он предлагает искать "длинного из Ленинграда".

"В 76-м году три моих рассказа были опубликованы на Западе. Отныне советские издания были для меня закрыты. (Как, впрочем, и до этого.) Я был одновременно горд и перепуган. <...> Затем пошли неприятности. Меня отовсюду выгнали. Лишили самой мелкой халтуры. Я устроился сторожем на какую-то дурацкую баржу – и оттуда выгнали. Я стал очень много пить. <...> Началась форменная травля. Я обвинялся по трем статьям уголовного кодекса. Тунеядство, неповиновение властям, «иное холодное оружие». Все три обвинения были липовые. Милиция являлась чуть ли не каждый день. Но я и тут принял защитные меры. Жили мы на пятом этаже без лифта. В окне напротив постоянно торчал Гона Сахно. Это был спившийся журналист и, как многие алкаши, человек ослепительного благородства. Целыми днями глушил портвейн у окна. Если к нашему подъезду шла милиция, Гена снимал трубку.
– Бляди идут, – лаконично сообщал он.
И я тотчас запирал двери на щеколду. Милиция уходила ни с чем. Гена Сахно получал честно заработанный рубль. Так мы и жили."

"Возле нашего подъезда бродили загадочные личности. Дочка бросила школу. Мы боялись выпускать ее из дома. Потом меня неожиданно забрали и отвезли в Каляевский спецприемник. Я обвинялся в тунеядстве, притонодержательстве и распространении нелегальной литературы. В качестве нелегальной литературы фигурировали мои собственные произведения."

То, что произойдёт в дальнейшем, Довлатов назовёт "несложным выбором между тюрьмой и Нью-Йорком". С 75-го года его прозу печатают за рубежом. В Америке в тот момент находятся многие его друзья и товарищи, включая Бродского. Где-то там и бывшая жена Ася с их уже подрастающей дочерью. Он переснимает свои рукописи на фотоплёнку и высылает их в Америку ещё до своего переезда, однако главный багаж писателя - его думающую голову, невозможно конфисковать ни при каком переезде. Поэтому её, прямо на плечах, он решает не отсылать заранее, а провозит через границу достаточно свободно. После отъезда в поисках творческой свободы - проще говоря, достижения невероятной на родине цели - стать писателем, Довлатов пытается начать жизнь практически с чистого листа. В который уже раз. Ему 36 лет. Впереди - 12 невероятных лет жизни там, где твоё слово может быть услышано. Сергей поселится в Форест-Хилс в Нью-Йорке и уже очень скоро станет главным редактором газеты "Новый Американец". Имея огромную популярность среди эмигрантов, газета не приносила серьёзной прибыли своим создателям: нередко они работали, оставаясь без зарплаты

Здесь, в Америке, пройдут последние 12 лет жизни Сергея Довлатова. В год по книге - примерно так он издавался за рубежом. Старые тексты, написанные в СССР он никогда не публиковал. И даже в завещании запретит их публикацию. "Большой, черный, похожий на торговца урюком", - так Сергей описал себя когда-то Тамаре Зибуновой. Спустя годы ничего не изменилось. Только во время встреч с обожаемым им Бродским он становился меньше. Не мог, вероятно, позволить себе быть больше почитаемой им величины. В последние годы жизни алкоголь вновь вернётся в его жизнь. Несмотря на многие успехи, на то, что Довлатову удастся приобрести частный домик на честно заработанные деньги. Известна его фраза: "Мне сорок пять лет. Все нормальные люди давно застрелились или хотя бы спились. А я даже курить и то чуть не бросил."

В Союзе Довлатов в это время известен по самиздатам - редким книгам, которые ходят по рукам. Да по передаче на радиостанции "Радио "Свобода", где у него на протяжении определённого времени имелась авторская передача. Но вот ещё немного алкоголя. Эфир в "окошке трезвости" и снова запой. Не частый, но регулярный. Эрнест Неизвестный, который пил с Довлатовым, скажет позже в интервью документалистам следующие слова: "Его пьянство, с точки зрения психиатрии, да для этого не нужно быть психиатром, любой пьющий мужик это знает, это была форма самоубийства. Именно так, как он пил. Не в смысле много, а психологически как. Он как бы втыкал нож в своё сердце и говорил: "На тебе, на тебе, на тебе"… "

Как минимум в нашей стране, всегда верным является одно простое утверждение: человек не нужен там, где он хочет быть. Его место, как правило, определено по праву рождения и его социальному статусу. Ты можешь прикладывать усилия, пытаться работать и создавать то, к чему лежит душа. Но кто-то обязательно расскажет тебе, что в творческом плане ты можешь выступить лишь ртом. Во всех смыслах этого слова. Говорить то, что ставит под сомнения действия и достижения политических сил или социума в целом - не престижно. В этой стране всегда слушают только тех, кто хвалит власть. И любят они только мертвецов. Потому что мертвец предсказуем. Его можно подрезать, склеить и начать печатать. После смерти ты становишься собственностью Отчизны, если ты хоть чего-то сумел добиться. В остальных случаях страна перебьётся твоими налогами и пенсионными накоплениями. Не зря же ты их собирал, в конце концов. А кричать на каждом углу совсем не нужно. Вас никто не услышит. Кроме тех, кто всегда внимательно прислушивается к малейшему шёпоту.

Сергей умрёт 24 августа 1990 года в Нью-Йорке. И на следующий же день, как это водится, станет намного популярнее, чем при жизни. Похороны его пройдут в атмосфере типичной для рассказов Довлатова - гроб будет типовым, маленьким. Довлатов в него еле поместится. Его дочь Маша впервые увидит отца именно здесь. Потому что мать - Ася Пекуровская - всё-таки решит сообщить ей, что отец всегда жил не так далеко. В день похорон, когда гроб понесут на кладбище, начнётся страшнейший дождь, который столбом упадёт на землю. И все участники этой невесёлой церемонии будут вспоминать этот дождь как самый сильный в своей жизни. Но эту заметку Сергей записать не сможет. Он просто оставит её в памяти каждого присутствовавшего. Вероятно, ему дейсвительно стало противно среди нас, потому он и решит уйти. Вернее остался.