Юкио Мисима: последний самурай (2013)

мисима.jpg

 статья от от 30 марта 2013 года

А рано или поздно каждый из нас должен проиграть.

С этим ничего не поделаешь.

Кен Кизи

Приветствую вас, мои уважаемые читатели, за очередным поворотом лабиринтов жизни. И сегодня наша с вами беседа будет предельно спокойной и между тем крайне серьёзной. Никаких всплесков эмоций, никаких досужих домыслов. Только факты и спокойное обсуждение — поистине достойный словесный теннис, в котором каждое слово взвешенно и весомо, а взгляд сосредоточен на мячике смыслов и уже не может от него оторваться, хоть убейте.

Сегодня нам с вами будет безразлично, что происходит во внешнем мире, на это будет абсолютно наплевать, сегодня поле нашей работы — мир внутренний. Его инкрустация, его совершенствование и развитие. И именно с внутреннего, стопроцентно золотого храма, должна начинаться жизнь каждого из нас. Нужно просто уяснить, что наше существование не зависит от занавесок, которые висят в вашей комнате, но непосредственно регулируется теми красками и холстами, которыми мы украсим наш внутренний мир. И украсим, естественно, сами. Ведь, кажется, что это так просто и банально. Кажется, что каждому ясно — всё в нашей жизни зависит лишь от наполнения нашего нутра. Но мы продолжаем нести вглубь нашей души весь тот мусор, который окружающий мир ожесточённо кидает в нас: рекламы дорогих машин, плакаты с девушками более чем легкомысленного поведения, кучу суррогатных сериалов, которые способны только на одно — выкрасть у своего зрителя побольше времени, которое он мог бы потратить на более важные вещи, на действительно интересные книги или фильмы, которые не требуют миллиардов сезонов, тянущихся один за другим. И толпы людей, целые армии, добровольно сдавшиеся в плен, уже клюнули на крючок чужих мыслей и мнений. Они наклеивают на внутренние стороны своих сердец лица медийных персонажей, которые сами оказались жертвой этой смертельно опасной экономической машины. Их основной аргумент — отсутствие в современном информационном поле действительно значимых идей, желание уйти от реальности по средствам безликого потребления по методу «выбор одного из трёх». Но, посудите сами, если информация не предоставляется поголовно всем и каждому, значит именно в ней и есть тот заряд, который необходим, чтобы вырваться из круга современного потребления. Или вы считаете, что отсутствие в современных медиа-продуктах информации о таких гигантах своего времени как Шандор ЛаВей, Алистер Кроули или Хантер Томпсон, является неосмотрительным недочётом? Да нет, конечно же. Просто расширение ваших внутренних границ никому кроме вас не нужно, запомните это. И никого кроме вас не интересует, чем инкрустирован ваш внутренний мир — картинами великих живописцев или фантиками от «Сникерсов» за 30 рублей.

Но мы уже, как кажется, зашли слишком далеко в наших рассуждениях и рискуем вообще никуда не уйти, так и оставшись размышлять над нашим внутренним миром, что ужасно пагубно в отсутствии действий по отношению к нему. Мир ведь, как мы с вами знаем, не знает речи и абсолютно не реагирует на неё. Он отзывается только на поступки.

Сегодняшний наш герой — прямое подтверждение тому, что не мир управляет человеком, но человек — миром. И что каждому из нас под силу вместить в себя всё, что хочется, хладнокровно вырезав из себя всё то, что за многие годы неконтролируемого заноса вложили в нас общество, друзья, родители. И создать уже, наконец, собственных храм имени Нас с Вами, ежеминутно меняя всё то, что хочется сменить. И злобной собакой у порога посадить собственные принципы, которые будут рвать на части все чужеродные амбиции, посягающие на нашу независимость.

Наш сегодняшний герой, без сомнения, смог добиться этого, более чем сложного результата. В наших гостях непревзойдённый японский гений — Кимитакэ Хираока, более известный под именем Юкио Мисима.



Детство нашего сегодняшнего персонажа пройдёт в семье крупного государственного чиновника. Работа в государственном аппарате для мужчин этой семьи уже почти стала наследственной: дед мальчика, которого назовут Кимитакэ Хираока — губернатор Южного Сахалина. Малыш же, в отличие от своих благоразумных родителей, с самого раннего детства начал проявлять достаточно странные вкусы, которые только можно представить. Возможно, конечно, это связано с тем, что маленький Кимитакэ практически до двенадцати лет не имел близкого контакта со своими сверстниками — с семи недель он воспитывается бабушкой, которая забирает внука у родителей и максимально заботливо опекает, не просто душит любовью, но истязает ей. Весь этот процесс прекрасно обуславливается её жестким холодным характером. И если она сказала, что будет так, значит досконально, беспрекословно и не отступая ни на сантиметр! Маленький Кимитакэ слышал, что где-то за пределами старых стен у него есть младшие брат и сестра, другие дети, большой шумный мир. Но единственным полем для его игры, возможным в подобных условиях, является литература и область так называемых детских фантазий. В фантазиях этих, как и в книгах, сплошь драконы и отчаянные безумцы, которые бросают им вызов. И, вне зависимости от финала произведения, Кимитакэ уже представляет как очередного принца, бросившего вызов огромному зубастому чудовищу, эта огромная химерическая машина смерти разжёвывает в кровавый кисель. Позже, в своём самом сокрушительном романе, уже будучи Юкио Мисимой, он запишет:

«Гибель в пасти дракона описывалась весьма красочно и подробно: «Дракон тут же жадно впился в принца клыками. Разрываемому на мелкие кусочки юноше было невыносимо больно, но он терпел муку, пока чудовище не изжевало его целиком. Тут принц вдруг ожил, тело его срослось, и он выскочил из драконьей пасти! И не было на нем не единой царапины. А дракон бухнулся оземь и издох». Я прочел этот абзац раз сто, не меньше. Но предложение «И не было на нем ни единой царапины» казалось мне серьезной ошибкой, которую непременно следовало исправить. Автор допустил тут огромный промах, он меня предал — так я думал. И в конце концов я сделал замечательное открытие: оказалось, что можно закрыть пальцами совсем небольшой кусочек текста, и сказка станет идеальной: «Дракон тут же жадно впился в принца клыками. Разрываемому на мелкие кусочки юноше было невыносимо больно, но он терпел муку, пока чудовище не изжевало его целиком. Тут принц вдруг… бухнулся оземь и издох». Взрослому подобная цензура показалась бы абсурдом. Да и сам юный своенравный цензор отлично видел противоречие между тем, что чудовище изжевало принца целиком, и тем, что он потом «бухнулся оземь и издох», но не желал отказываться ни от первого, ни от второго».

И это состояние «всё на грани фола» будет сопровождать маленького мальчика, рассуждающего на уровень выше своих сверстников, ежедневно. Когда жизнь становится единой фантазией, в которой главная линия повествования — игра в прятки со смертью, которая, судя по всему, рано или поздно будет проиграна, то терять абсолютно нечего. И это очень просто — понять нашего сегодняшнего героя. Когда свобода даже не берётся во внимание при рассмотрении очередного поступка, любое действие становится пресным, если не несёт в себе иллюзию побега от смерти. И единственное, что может смущать в этой бесконечно идеальной схеме — иллюзия. Именно так, в двойной тюрьме — в жизни взаперти внутри большой железной пасти государства — приходит к человеку окончательно прозрение, понимание того, что в жизни не существует множества разных свобод. И свободы только две — свобода работы над собой и свобода смерти. ВСЁ! Всё остальное — несомненно, подчинение. И процесс поедания очередным драконом очередного принца, несомненно, приобретение последним внутренней свободы, ведь это и есть свобода смерти, к которой в любом случае приведёт жизнь в Колизее внешних обязательств. И сколько не говори людям о природе их счастья — никто не поймёт, что единственный выход из сложившейся ситуации рабства — самосложение. Самосозидание. Самопридумывание. Ведь даже если вы покупаете книгу малоизвестного философа, вы всего лишь участвуете в древнейшей церемонии купли-продажи. Это не приводит к просветлению или выходу из мира общего потребления и деградации. Если вы неправильно примете эту таблетку и лишь затолкаете её на полку вашего сознания как альтернативную точку зрения на вещи, ничего не произойдёт. Любой материал глупо собирать в кучу, если не синтезировать его, если не пропустить его через кровь и не впитать всевозможные микроэлементы идей, не заразиться священным горением уникального автора, у которого на выходе из киселя Всего-На-Свете в любом случае получилось лишь то, что получилось. Самые лучшие слова невозможно записать — они проскальзывают настолько быстро, что мы не успеваем их окончательно сформулировать. И именно к заражению подобного сорта мышлением вы должны стремиться. А известный итог подобных экспериментов — не мирное собирательство и прислушивание к общественным репликам, а борьба против внутренних и внешних драконов, итогом которой, конечно же, является смерть.

И кто-то в возрасте десяти лет играет в красивое и счастливое будущее — на это, конечно же, в основном клюют девочки. Кто-то представляет себя великим победителем, который стремится одолеть одну единственную голову гидры, чтобы величаво почевать на лаврах — это, конечно, мечта любого пацана, который обязательно упростит свою задачу в игре, пропустив ещё тысячу голов, и самостоятельно изменив финал мучительной смерти на финал всеобщего признания. В жизни такого, конечно же, не бывает. И любая борьба заканчивается смертью. Наш сегодняшний герой не принадлежит ни к одному из этих типов детей. Он спокойно и сосредоточенно сидит дома у своей бабушки и смотрит в окно. И кажется, что не ему любопытнее заглянуть в мир, а миру намного любопытнее в глаза маленького мальчика, в мыслях которого уже свили гнёзда самые безумные и редкие птицедраконы, уже практически готовые вылупиться, разбив твёрдую скорлупу. И Тьма, в которую можно падать бесконечно, несомненно, глубже любого света, который иногда настолько уплотняется, что через его стену пройти уже невозможно.

«Я часто с наслаждением воображал, как погибаю в бою или падаю, сраженный рукой убийцы. И в то же время я панически боялся смерти. Бывало, доведу горничную до слез своими капризами, а на следующее утро смотрю — она как ни в чем не бывало подает мне с улыбкой завтрак. Я видел в этой улыбке скрытую угрозу, дьявольскую гримасу уверенности в победе надо мной. И я убеждал себя, что горничная из мести замыслила меня отравить. Волны ужаса раздували мне грудь. Я не сомневался, что в пище отрава, и ни за что на свете не прикоснулся бы к ней».

К шестнадцати годам, когда родится настоящий Юкио Мисима, маленький мальчик Кимитакэ уже поймёт, что он не такой как все. Переубедить его не сможет даже явные успехи в учёбе — он окончит школу с отличием, получив из рук императора, в качестве подарка, серебряные часы. Он будет знать, что с ним что-то не так. Разум мальчика будоражат не девочки-одноклассницы, не молодые, но всё ещё полные ярким соком жизни учительницы, а картины кровавых битв. К этому времен он уже испытает первое оргазмическое чувственное удовлетворение. Это произойдёт, когда ему на глаза попадётся картина Гвидо Рени «Святой Себастьян», изображающая мучения обнажённого выше обозначенного святого, тело которого будет пронзать множество острых стрел. И в будущем, Мисима, конечно же, попробует себя в этой роли.



После выхода первого произведения Мисимы «Цветущий лес», пройдёт четыре года. В 1945-ом году Япония объявляет о своей капитуляции во Второй мировой войне, и в среде японских военных проносится непостижимая для европейского ума волна самоубийств. Кстати, для Мисимы, который всегда хотел погибнуть в бою, перспектива пойти на службу, оказалась неприемлимой. Ему удаётся откосить от армии — и именно откосить — он подключает к этому процессу все свои силы, даже не подумав о связях отца, к слову говоря. С 1941-го по 45-ый Токио бомбят с периодичной регулярностью. Именно в это время, по дикому стечению обстоятельств, Мисима начинает искать смысл своей «некорректной» жизни. Результаты этих самокопаний читатель сможет найти под обложкой первого действительно серьёзного произведения молодого автора — «Исповеди маски».

К моменту выхода этой книги, Юкио уже наполнен внутренним ощущением поражения. Именно поэтому многим финал произведения может показаться открытым. Писатель не заканчивает историю, но подводит её к определённому пику, шагу за которым падение в пропасть. И читателю становится ясно — Мисима не нашёл себя. Он хочет меняться, хочет научиться любить женщину, вместо удовлетворения себя чувственными наслаждениями красотой и силой мужчины, но просто не способен предать свою внутреннюю природу. Мисима просто никогда не может остановиться на одном из двух, потому и в реальной жизни рассыпается на тысячу звонких осколков, ему не было подвластно чувство собственного самосовершенствования, если он чувствовал, что одно из поводьев от этого уходит из рук и бесконтрольно болтается из стороны в сторону. Уже через девять лет он женится. Конечно же это будет определённый шаг на пути открытия мужчины в себе. Мужчины не как борца или победителя, которым Мисима безусловно уже являлся, но открытияем мужчины, как семьянина. Попытка, правда, проваливается — знаменитого писателя всё чаще видят в компании молодых людей в гей-клубах Токио.

Но мы слишком далеко заплутали в глубинах наших размышлений и уже ушли от того, с чего начинали, После капитуляции Японии многие военные покончили с собой. Ритуал этот — пугающий и непонятный для современного европейца, как вы понимаете, в данном случае является ни чем иным как последним словом в диалоге патриота с собственной Родиной. Отнюдь не с государствами противника, нет. Это можно назвать извинением за неспособность защитить свою Родину, а потому — поступком, который помогает истинному патриоту не упасть в грязь лицом и даёт шанс перед смертью сказать: «Да, я сделал всё что мог!». И вы знаете, почему это истинно восточная традиция? Потому что Западу уже нечего терять. Образ Великой Родины Запад уже заменил на иконостас шкурного интереса. Мы, конечно же, исключаем тихие и спокойные «технические» государства, которые живут лишь благодаря товарам, выпускаемым на экспорт в Европу, либо являются офшорными банками для иностранных политиков. Абсолютно невозможно испытывать чувство гордости за государство, которое является либо кнутом, либо средством для наживы, либо полностью морально разложившейся проституткой — вы прекрасно понимаете это, я думаю.

В ходе массовых самоубийств погибает литературный критик и непосредственный наставник нашего героя. И в этот момент в голове Мисимы уже рождается идея написания повести, которую можно будет посвятить своему старому другу. Когда она оформится на бумаге, то станет некой репетицией таинства. Но пока Юкио работает над другим произведением, в основу которого ляжет документальная история о сожжении буддийским монахом Кинкаку-дзи — золотого павильона в храмовом комплексе Рокуон-дзи в городе Киото.

В этой истории Мисима неожиданно находит для себя то, к чему можно стремиться. Вот он! Вот он — единственный логичный финал, единственный ПРЕКРАСНЫЙ финал для любой подобной пьесы!

«Все говорят, что жизнь подобна театру. Но для большинства людей это не становится навязчивой идеей, а если и становится, то не в раннем детстве, как у меня, — уже тогда я был твердо убежден в непреложности этой истины и намеревался сыграть отведенную мне роль, ни за что не обнаруживая своей подлинной сути».



И роль эта конечно же блистательно выписана и выбелена, и очерчена ничем иным, как Кругом Крови. И сегодня — через десятки лет, каждым упоминанием о нашем персонаже, мы воздаём ему частицу наших аплодисментов за непредсказуемую и самую честную игру, в которую актёр только может играть со зрителем. Тем не менее, игра, которая проглотила настоящую суть Мисимы, была действительно патриотически-возвышенной, но об этом, опять же, немного позже. А пока — спустя два года после выхода в свет блистательного романа «Золотой храм», сейчас являющегося одним из самых читаемых произведений японской классики, на телеэкраны выходит фильм, основанный по этому воистину гениальному произведению. И Мисима всегда хотел вывести свою игру за рамки рукописей. Ему это удаётся — экранизации, театр, режиссура, полугодовое кругосветное путешествие в качестве корреспондента «Ассахи симбун», публикация его фотографии в энциклопедии под статьёй посвящённой культуризму. И не мудрено — Мисима занимается плаванием, бодибилдингом, кэндо, карате и боксом одновременно. Неутомимый, постоянно активный и сосредоточенный — как и любой Вечный Игрок, прошу заметить, Юкио не гонится за славой, но гонится за первым местом на Олимпе жизни, чего бы ему это не стоило. И это логичная актёрская амбиция, как вы понимаете — понравиться всем, сыграть всё, пережить и прочувствовать, после чего сгореть в собственном пламени. Однако, оставив позади слабаков и трусов, Мисима не обвешивает себя лаврами и почестями — это делает сам зритель. Юкио же просто стремится вверх. Не для того, чтобы разделить жизнь с теми, кто уютно устроился в богемных компаниях, но для того, чтобы прыгнуть с этого обрыва вниз. Так младенец, который не знает, что его ждёт ТАМ, спешит родиться. И уверенность Мисимы в том, что смерть открывает какие-то новые двери, уже непоколебима. Он уже стоит на вершине этой гигантской скалы и понимает, что дальше — только задержав дыхание. И задержав его, как водится, навсегда...

И вот на экраны в 1966-ом году уже выходит фильм, в котором Юкио выступит и режиссёром, и сценаристом, и продюсером и исполнителем главной роли. Автором рассказа, по которому поставлен фильм, конечно же, тоже будет являться он. До смерти Мисимы остаётся четыре года. Четыре года, за которые он успеет ещё достаточно много, будут скорее финальными приготовлениями к последнему спектаклю. И трудно воспринимать Татэ-но кай — «Общество Щита», ультраправую организацию, созданную Мисимой, действительно «долгоиграющую» организацию всерьёз. Питаемая духом Мисимы, полностью зависящая от его финансовых вложений, она, конечно же, была дорогой и красивой декорацией. Но возникает один вопрос — когда зародилась идея финала? И вот контраст чёрного и белого уже врезается в глаза зрителя стеклянными осколками, заставляя глаза сочиться кровью и слезами. На фоне действия, более похожего на театральную постановку, висит огромный баннер с одним единственным иероглифом — «Искренность». Мисима боялся упустить малейшие детали из своего поля зрения — сам написал субтитры на нескольких иностранных языках, сам двигал их, пока шла съёмка. На роли главной героини он пригласил девушку, которая абсолютно не знала кто такой Юкио Мисима. И именно потому, что ему нужна была красота, чистота и искренность. Ничто не должно было сорвать репетицию главного события в его жизни.

С того самого момента, когда поручик пропорол себе саблей низ живота и лицо его страшно побледнело, словно на него опустился белый занавес, Рэйко изо всех сил боролась с неудержимым порывом броситься к мужу. Делать этого нельзя, она должна сидеть и смотреть. Она — свидетель, такую обязанность возложил на нее супруг. Муж был совсем рядом, на соседнем татами, она отчетливо видела его искаженное лицо с закушенной губой, в нем читалось невыносимое страдание, но Рэйко не знала, как помочь любимому.

На лбу поручика блестели капли пота. Он зажмурил глаза, потом открыл их вновь. Взгляд его утратил всегдашнюю ясность и казался бессмысленным и пустым, словно у какого-то зверька.

Мучения мужа сияли ярче летнего солнца, они не имели ничего общего с горем, раздиравшим душу Рэйко. Боль все росла, набирала силу. Поручик стал существом иного мира, вся суть его бытия сконцентрировалась в страдании, и Рэйко почудилось, что ее муж — пленник, заключенный в клетку боли, и рукой до него уже не достать. Ведь она сама боли не испытывала. Ее горе — это не физическая мука. У Рэйко возникло чувство, будто кто-то воздвиг между ней и мужем безжалостную стеклянную стену.

Со дня свадьбы весь смысл жизни Рэйко заключался в муже, каждый его вздох был ее вздохом, а сейчас он существовал отдельно от нее, в плену своего страдания, и она, охваченная скорбью, утратила почву под ногами.

Поручик попытался сделать разрез поперек живота, но сабля застряла во внутренностях, которые с мягким упругим упорством не пускали клинок дальше. Он понял, что нужно вцепиться в сталь обеими руками и всадить ее в себя еще глубже. Так он и сделал. Клинок шел тяжелее, чем он ожидал, приходилось вкладывать в кисть правой руки все силы. Лезвие продвинулось сантиметров на десять.

25 ноября 1970-го года Мисима ставит точку в конце тетралогии, которая носит название «Море изобилия» — дописывает последнее, входящее в неё произведение, которое будет носить символическое название «Падение ангела».

Существует несколько версий событий, которые должны были развернуться в этот день. Первая из них гласит о том, что идеально отточенный план по захвату командующего сухопутных войск генерала Масуду, был спланирован как акция, которая должна была подтолкнуть солдат, расквартированных на территории военной базы к восстанию против существующего политического режима. Мисима, не смотря ни на что, действительно был ярым националистом, и этого нельзя было отрицать. Стоит только вспомнить резонанс произведения «Мой друг Гитлер», вышедшего в 1968-ом году.

Вторая версия, конечно же, театрализованное сэппуку, само собой являющееся целью визита на военную базу. Подобная версия, если принимать во внимание множество ещё прижизненных высказываний самого Мисимы, тоже не является беспочвенной. И, по большому счёту, трудно сказать, что же действительно случилось на военной базе Итигая в этот день. Известно лишь одно — на военную базу Мисима, как привилегированный гость, прошёл в полном обмундировании «Общества Щита». Четверо его спутников практически тенью следовали за своим лидером и старались не показывать своей заинтересованности данным визитом вплоть до получения сигнала о захвате генерала. Штурм кабинета увенчался успехом — Юкио ранил более половины нападающих и его условия были рассмотрены.

И вот он перед народом — человек, который, как кажется, добился всего и даже немного больше. Перед ним — огромная толпа сбитых с толку солдат, которые не знают — стрелять им или слушать?

На миг воображением поручика овладела захватывающая фантазия. Одинокая гибель в битве и самоубийство на глазах прекрасной супруги — он как бы готовился умереть в двух измерениях сразу, и это ощущение вознесло его на вершину блаженства. Вот оно, подлинное счастье, подумал он. Погибнуть под взглядом жены — все равно, что умереть, вдыхая аромат свежего бриза. Ему выпала особая удача, досталась привилегия, недоступная никому другому. Белая, похожая на невесту, неподвижная фигура олицетворяла для поручика все то, ради чего он жил: Императора, Родину, Боевое Знамя. Все эти святые символы смотрели на него ясным взором жены.

С балкона Юкио произнёс следующее:

Сегодня японцы думают только о деньгах… Где же наш национальный дух?.. Вы должны восстать, чтобы защитить Японию. Японские традиции! Историю! Культуру! Императора!.. Вы же солдаты. Почему вы защищаете конституцию, отрицающую само ваше существование? Почему вы не проснетесь?..

И тысяча набатов перезвоном загудела в голове. Видя замешательство тех, кто всегда был честью и совестью свободной Японии, Мисима отчаявшись, продолжал свою речь с балкона военной базы Итигая. В его голове смешалось всё. И этот, несомненно, хитроумный ход всё-таки имеет определённую разгадку. Трагически окончившийся военный переворот? Театрализованное предсмертное выступление? А возможно, просто шаг со скалы? Шаг того, кто понял — выше идти уже некуда. Выше только птицы, бессмертные драконы и трижды проклятые людьми Боги. И Мисима всегда считал: Встретишь Будду — убей Будду, встретишь патриарха — убей патриарха, встретишь святого — убей святого, встретишь отца и мать — убей отца и мать, встретишь родича — убей и родича. Лишь так достигнешь ты просветления и избавления от бренности бытия. И всё прекрасное — абсолютно всё — должно быть уничтожено. Уничтожено для того, чтобы остаться в веках, пресечь свой путь как раз перед роковым шагом вниз, падением, обветшанием. И как же страшна эта доля? И кто из вас сейчас скажет о том, что хочется побыть на этом Олимпе хотя бы минутку — уже не прав, не говоря уже о тех безумцах, которые  считают сумасшествием смерть воина, овеянного славой и множеством достижений в самом расцвете лет. Слышите? Тот из вас, кто хочет прожить полжизни, покоясь на лаврах, просто не понимает о чём говорит! Потому что истинные легенды слагаются только в огне смерти! Только на границе мира живых и мира мёртвых! Когда впереди темнота и сплошное ничто, потенциал недожитых дней, скрученный в тугую пружину, выстреливает в сердцах и душах окружающих людей!

Мисима войдёт в помещение полностью обескураженный реакцией толпы. Когда он опустится на татами, всё будет уже готово для ритуала, включая последний штрих — кисточку и пергамент для написание самураем, исполнившим ритуал, последнего стихотворения своей собственной кровью.

И вот он перед нами. Человек, о котором говорили, как о талантливейшем деятеле искусств своего времени... Он уже вводит клинок в живот... И я хочу переписать финал! Ведь это всё, чёрт возьми, в моих силах. И герой должен умереть по всем канонам — как герой.

Боль хлынула потоком, разливаясь шире и шире; казалось, живот гудит, как огромный колокол, нет, как тысяча колоколов, разрывающих все существо поручика при каждом ударе пульса, при каждом выдохе. Удерживать стоны было уже невозможно. Но вдруг поручик увидел, что клинок дошел до середины живота, и с удовлетворением ощутил новый приток мужества.

Кровь лилась все обильнее, хлестала из раны толчками. Пол вокруг стал красным, по брюкам защитного цвета стекали целые ручьи. Одна капля маленькой птичкой долетела до соседнего татами и заалела на подоле белоснежного кимоно Рэйко.

Когда поручик довел лезвие до правой стороны живота, клинок был уже совсем не глубоко, и скользкое от крови и жира острие почти вышло из раны. К горлу вдруг подступила тошнота, и поручик хрипло зарычал. От спазмов боль стала еще нестерпимей, края разреза разошлись, и оттуда полезли внутренности, будто живот тоже рвало. Кишкам не было дела до мук своего хозяина, здоровые, блестящие, они жизнерадостно выскользнули на волю. Голова поручика упала, плечи тяжело вздымались, глаза сузились, превратившись в щелки, изо рта повисла нитка слюны. Золотом вспыхнули эполеты мундира.

Все вокруг было в крови, поручик сидел в красной луже; тело его обмякло, он опирался о пол рукой. По комнате распространилось зловоние — поручика продолжало рвать, его плечи беспрерывно сотрясались. Клинок, словно вытолкнутый из живота внутренностями, неподвижно застыл в безжизненной руке.

Вдруг офицер выпрямился. С чем сравнить это невероятное напряжение воли? От резкого движения откинутая назад голова громко ударилась затылком о стену. Рэйко, которая, оцепенев, смотрела только на ручеек крови, медленно подбиравшийся по полу к ее коленям, изумленно подняла глаза.

Увиденная ею маска была не похожа на живое человеческое лицо. Глаза ввалились, кожу покрыла мертвенная сухость, скулы и рот, когда-то такие красивые, приобрели цвет засохшей грязи. Правая рука поручика с видимым усилием подняла тяжелую саблю. Движение было замедленным и неуверенным, как у заводной куклы. Поручик пытался направить непослушное острие себе в горло. Рэйко сосредоточенно наблюдала, как ее муж совершает самый последний в своей жизни, невероятно трудный поступок. Раз за разом скользкий клинок, нацеленный в горло, попадал мимо. Силы поручика были на исходе. Острие тыкалось в жесткое шитье, в галуны. Крючок был расстегнут, но воротник все же прикрывал шею.

Рэйко не могла больше выносить это зрелище. Она хотела прийти на помощь мужу, но не было сил подняться. На четвереньках она подползла к нему по кровавой луже. Белое кимоно окрасилось в алый цвет. Оказавшись за спиной мужа, Рэйко раздвинула края ворота пошире — это все, чем она ему помогла. Наконец дрожащее острие попало в обнаженное горло. Рэйко показалось, что это она толкнула мужа вперед, но нет — поручик сам из последних сил рванулся навстречу клинку. Сталь пронзила шею насквозь и вышла под затылком. Брызнул фонтан крови, и поручик затих. Сзади из шеи торчала сталь, холодно отливая синим в ярком свете лампы.

Вслед за Юкио сэппуку совершит его верный ученик — Морита. После завершения ритуала генерала отпустят, разрешив поклониться погибшим.

И будет лишним рассуждать и излагать свои гипотезы. Несомненно Юкио представлял собой тот самый Золотой храм — ценнейшее достижение Японии, которое он не собирался отдавать в лапы костлявой старости. Смерть без посредников — действительно великая сделка! Он не собирался быть вторым, а потому принял единственно верное решение — навсегда остаться первым.

Актёр, режиссёр, писатель, драматург, путешественник, патриот, националист, самурай, самый главный претендент на нобелевскую премию от Японии. Вместо смерти, всего лишь исповедь маски. Юкио Мисиме было 45 лет.