Ричард Докинз: расширенный фенотип


статья от 9 мая 2014 года

Наличие генов конформизма, ксенофобии, и агрессивности
у людей просто постулируется, ибо они необходимы для
теории, а не потому, что существуют какие-то
свидетельства их существования.
Ричард Чарльз Левонтин


Сегодня, мои уважаемые друзья, я предложу вам путешествие в глубины, о существовании которых вы, возможно, никогда не догадывались. И на этом уровне игры мы с вами не только откроем для себя что-то новое, но и сбросим кожу древних заблуждений, которыми питается наш мозг. Но дело даже не в заблуждениях. Дело в новом, более открытом взгляде на науку, в возможности потрогать и почувствовать всё то, что мы с вами из себя представляем. И это уже не просто путешествие. Это нейробиологическое погружение со всеми смыслами, которые только можно вложить в это определение. Сегодня мы с вами играем в азбуку. Азбуку, которая возможна только на уровне человеческого понимания. И чтобы хоть что-то понять сегодня, чтобы проследить движение мысли нашего героя, нужно будет действительно включать мозг. Я почему-то стойко уверен, что сегодняшняя моя статья многим из вас, дорогие друзья, не понравится. И дело не только в точке зрения нашего героя, но и в объективно недостаточном изложении —  сложно судить людей, чья партия не доиграна, которые ещё живы. Мнение нашего персонажа негативно воспринимается многими учёными, большая часть которых за свою жизнь, к слову сказать, абсолютно ничего и не сделала для науки. Это теоретики биологии, которые находят темы для своих исследований в синтезе трудов учёных предыдущих поколений. Наш же сегодняшний герой осмелился не только посвятить свою жизнь доказательству своих более чем смелых утверждений, но и борьбе с тем, с кем учёному сейчас по определению бороться нельзя —  борьбе с Богом...

И велика ли ценность науки, которая загнана в рамки толерантности, прилизана, выглажена, придерживается такта? Разве природа тактична в своих поступках? Процесс рождения научной теории —  это большой взрыв, который должен происходить в мозгу после ряда экспериментов, предположений и теорий, поставленных и разработанных в условиях, абсолютно закрытых от церкви и общества. Чистая информация должна быть получена в условиях абстрагирования от придуманных человеком социальных линий поведения. Ценность науки заключается именно в том, что она не ориентируется на социальный мейнстрим. И вы можете помнить, как последние работы Дарвина на корню зарубила тенденция плюрализма. «Происхождение видов», конечно же, было самой большой бомбой, скинутой наукой на человеческое общество в целом. Но что стало с этой идеей в процессе её трансформации и нивелирования при помощи мнений, к которым приходилось прислушиваться, дабы не ущемить чьи-то права? Так была загублена теория, которая изначально сверкала всеми цветами радуги, распускаясь в мозгу сочными, логичными и просчитанными напрочь эволюционными и биологическими формулами идей. Сегодняшний наш герой —  воинствующий атеист. И печально, что в нашей стране он известен по большей части как непримиримый богоборец, ведь этот человек ещё и выдающийся этолог. В гостях у нас человек с мировым именем, в 2013 году признанный главным интеллектуалом мирового значения по версии журнала «Prospect». Ричард Докинз в «Лабиринтах».

Что нужно, чтобы начать воспринимать и обрабатывать информацию? Несложный, казалось бы, вопрос. Но что можете ответить на него вы?... У меня, естественно, своя точка зрения —  необходимо отказаться от двух фраз: «Я не хочу» и «Мне лень». А также, конечно, нужно стараться учиться всему новому, что происходит вокруг вас, браться за дело смело и с отвагой. И умение принять для себя новое сегодня понадобится вам как никогда. Да и вообще, это очень хорошая черта. Ведь всё, что вокруг нас существует —  уже существует. И каким бы сложным путём ни шло развитие человечества, все его «новые» открытия —  всего лишь процесс открытия глаз. И каждый, кто смотрит на мир, смотрит на него под своим углом —  это не должно являться проблемой. Проблема состоит в том, что некоторые принимают различные теории как данность и вообще забывают, что значит смотреть и видеть.

  Наш сегодняшний герой родился 26 марта 1941-го года в Найроби, в семье Клинтона Джона Докинза и Джейн Мари Вивьен. Найроби, друзья мои, это столица Кении —  восточноафриканской страны, по счастливому случаю прильнувшей к линии экватора. Отец Ричарда, сельскохозяйственный чиновник, во время Второй мировой войны станет королевским африканским стрелком, а в 1949 году переберётся в Англию при первой возможности. Детство в странной и загадочной Кении станет для Ричарда, увлечённого природой мальчика, одним из самых важных событий в жизни. А как иначе возможно жить белому маленькому мальчику в странной и загадочной Африке, когда, выходя из дома, ты получаешь в своё распоряжение целую научную лабораторию: диковинные насекомые, животные, растения. Да и родители всячески поддерживали увлечения Ричарда —  они стараются разъяснять ему все получаемые в свой адрес вопросы с точки зрения науки. Насколько это получалось, конечно же. Церковь, правда, тоже участвовала в воспитании будущего своего оппонента —  маленький Ричард посещает местный англиканский приход, где ему частенько приходится заучивать молитвы и посвящать определённое время чтению Библии. Мальчик в это время не задумывается над доказательствами существования Бога и даже не ставит вопрос о самой возможности такового. Он считает себя христианином и старается вести себя настолько подобающе своей конфессии, насколько на это способен ребёнок в возрасте 8-9 лет.


  Дальнейшие же изыскания в сфере науки, а в особенности учёба в оксфордском Баллиол-колледж, натолкнули Ричарда на мнение об определённой несостоятельности теории, связанной с сотворением мира тем, кого богослов XVIII века, Уильям Пейли назвал «часовщиком» —  существом, создавшим непостижимо гигантский и идеально точный механизм, который работает без сбоев в любых условиях. Нет, сам Докинз ещё помнил время, когда верил в Бога. Но это его утверждение в вере базировалось только на одном логичном измышлении —  у мира, который устроен столь сложно, должен быть создатель. И все беседы с родителями, конечно же, не проходили зря, Ричард с самого детства почтительно и внимательно относился к науке. Но его столкновение с теорией Дарвина просто разрушило все возможные сомнения. В скором времени Докинз, взвесив все «за» и «против» откажется от теории существования Бога и окончательно примет для себя версию эволюции, подтверждённую сотнями фактов. Настоящий интерес Докинза к зоологии удастся пробудить Николаасу Тинбергену, нобелевскому лауреату, являвшемуся учителем Ричарда. Николааса привлекали такие понятия и явления, как инстинкт, склонность к обучению среди животных и умение животных совершать разумный выбор. Исследования в этой сфере, а также открытия, непосредственно относившиеся к систематике индивидуального и группового поведения животных, как раз и принесли Тинбергену мировую известность —  именно он вместе с Конрадом Лоренцом и Карлом фон Фришем вдохнул жизнь в термин, уснувший практически на сотню лет. С их приходом в науку этология засияла новыми красками. Благодаря чутким наставлениям Тинбергена, к 1966 году Докинз получит докторскую степень и степень магистра, после чего останется работать со своим учителем ещё на один год. Поведение животных настолько поглотит ум молодого учёного, что тот, кажется, сам готов осознанно проникнуть в шкуру зверя в попытках разгадать причины процессов, которые происходят так, а не иначе. Позже последуют ещё два года работы на оксфордской кафедре зоологии, которую прерывали регулярные митинги протестов против войны во Въетнаме. Докинз в это время очень активно поддерживал антивоенные настроения и был одним из основных борцов за сохранение мира во всём мире. В 1970 году Ричард становится лектором и действительным членом Нью-Колледж.

И кому-то может показаться —  какая тоска, всю жизнь прожить перед книгами, делать научные выводы на основе открытий, совершённых кем-то другим, каким-то успешным путешественником и натуралистом, провести вот уже 30 лет своей жизни —  лучшие её годы ... над чем? Над темой поведения животных? И когда многие люди к своим тридцати годам уже успевают добиться определённых успехов в бизнесе, становятся популярными медийными личностями, рок-звёздами, имеют крепкую семью или, что уж там говорить, хотя бы человека, с которым живут уже давно и на которого могут положиться во всём —  ты разбираешься, почему олуши сносят одно яйцо, а не два... Какой в этом потенциал? Тридцать лет книгоедения, вдыхания пыльных страниц, с л у ш а н и я всяческих профессоров, которые, заблудившись в лабиринтах своих мыслей, уже готовы забыть своё собственное имя. Полные сумасшедшие, которые тешат себя регалиями и достижениями, приписываемыми им такими же безумцами. Семья? Ну да, можно было бы назвать крепкой семьёй брак с Мэриан Стемп, который Ричард зарегистрирует в 1967 году. Но если бы навсегда! Да и всем было понятно, что жизнь такого увлечённого и, что греха таить, полубезумного учёного просто не может зависнуть в той точке, в которую её сводит брак. Семья, несомненно, наполняет жизнь человека смыслом. Но когда смысл уже есть и она вносит лишь определённые сложности, достаточно трудно удержать эту семью от плачевного итога —  распада. Нет, брак Ричарда и Мэриан продлится целых семнадцать лет, но что потом? Потом снова брак, в котором Ричард станет вдовцом, потом снова —  уже в возрасте 51 года... И такова научная жизнь, друзья! Но все эти надуманные минусы меркнут перед увлечённым человеком. И неважно, чем он занят в одинокие часы в своей крохотной каморке или в большой светлой лаборатории —  взламывает ли он код Бога, зашифрованный в клетках мозга, или распутывает радугу, стремясь получить из непознанной научной красоты совершенно иную —  доступную каждому человеку прекрасную картину, нарисованную самой природой? И стоит, определённо стоит посвятить жизнь писательству, журналистике или науке... Ведь таких далей и глубин вы не встретите ни в одном, даже самом смелом путешествии! И вот на дворе 1970 год. Интеллектуально преобразившийся Ричард уже не сын чиновника. Он чувствует в себе движение новых смелых мыслей и идей, которые прольёт в этот мир дождём безумных логических заключений уже через шесть лет в своей первой и самой спорной книге, получившей название «Эгоистичный ген».

Книга эта будет нести в себе заряд новаторства и свежих идей такой силы, что научное сообщество уже вскипает в котлах своих черепных коробок. И головы-шляпы, выпуская пар через ноздри, уже называют эту книгу слишком эмоциональной и бездоказательной. Конечно же, есть два варианта представления истины на широкую публику: первый просто останавливается на предложении достоверных фактов, а второй, помимо всего прочего, предоставляет множество доказательств, спокойно и уверенно объясняя всё изложенное. И в «Эгоистичном гене» научное сообщество не увидело этих доказательств с первого взгляда. Они увидели шокирующую идею, эмоцию, чистое предложение факта. Но знал ли Докинз, что учёным придётся всё разжёвывать и класть в рот? Возможно, эта идея и рождалась в его голове, но, когда вы долгое время работаете в обществе умных людей, вы принимаете их уровень как сам собой разумеющийся. Вы не совсем готовы к тому, что провисание знаний будет образовываться в каждом хлябком месте новых открытий. С «Эгоистичным геном» получилось именно так. Но полно обзорной картины. О чём нам вообще говорит эта книга? Почему реакция была именно такой?

С точки зрения учёного, придерживающегося классических точек зрения, рассматривать процесс эволюции и адаптации, которая повлечёт за собой безоговорочное развитие живого существа, имеет смысл лишь на уровне особи или группы особей. Докинз же в своей модели рассмотрения эволюции предлагает нетрадиционную для биолога (и для этолога в частности) точку зрения —  изменением и развитием фенотипа (уникальной совокупности особенностей организма, в большинстве случаев, присущих только его виду), как он считает, занимается непосредственно ген. Как такое может быть? Очень просто —  ген, по теории Докинза, является основным элементом эволюции, а сами животные (и мы с вами, конечно, тоже) предстают как огромные резервуары, служащие лишь для закрепления определённых важных свойств генов и очищения их от потерявших актуальность, а стало быть и надобность, характеристик. Так в своё время чайки приобрели умение после появления потомства выкидывать из гнезда остатки яичной скорлупы, которая привлекала хищников. Умение это нивелировалось поколениями —  гнёзда чаек, оставлявших скорлупу в гнезде, чаще подвергались нападениям хищных птиц, а, стало быть, были менее успешны в плане сохранения молодняка, чем гнёзда животных, заботящиеся о своём потомстве. Подобные процессы отсеивания функций генов, их эволюции, возможно, продолжаются до сих пор —  мотылёк, который ошибочно летит на огонь, следует на поводу дремучего инстинкта, сообщающего ему, что впереди —  свет недостижимой звезды, которая поможет выбраться из тёмной пещеры, например. Лучи света бесконечно далёкой от мотылька звезды параллельны, и полёт его всегда направлен на них, стало быть, навигатор ведёт насекомое только вперёд. Свет же, к примеру, свечи, к которой мотылёк неизменно когда-нибудь доберётся, рассеивается иначе —  свеча распространяет свет вокруг, а, стало быть, поведёт мотылька по спирали —  скручивающейся или раскручивающейся. И, возможно, эволюция уже работает над этим досадным пробелом. Хотя и неизвестно, являются ли летящие на огонь особи более успешными нежели те, которые тратят время на нахождение разницы в свете свечи и свете звезды. Эта теория первенства гена относительно организма, более того —  действия гена руками организма, а также проявления фенотипа, свойства которого также напрямую диктуются через ген, —  сначала воспринималась как абсолютно абсурдная. Уж извините меня —  не могу я сегодня проще. Да и не должен, чтобы донести информацию в более или менее грамотном изложении, ничего не переиначив. Однако на этом идеи Докинза не исчерпывались. В «Эгоистичном гене» он также активно проявил себя как социолог. Да и далеко ли разошлись этология с социологией, если и человек, и прочие живые организмы представляют из себя стоящих в одном ряду животных? И не нужно пускаться во все тяжкие, пытаясь доказать, что человек более приспособлен к жизни, чем лягушка —  просто эволюция пошла несколько другим путём и отбирала те свойства, которые нужны каждому из этих двоих более чем уважаемых существ. Здесь же, кстати, идеи Докинза в чём-то сходятся с идеями Тимоти Лири —  Ричард не отрицает, что, при определённом воздействии раздражителей и окружающей среды, грубо говоря, из жука-оленя можно получить благородного оленя. По аналогии —  из лягушки можно получить человека. Теоретически это, конечно, более правдоподобно, чем практически —  создать все условия для вида и проявлять определённое умеренное давление очень сложно. Однако если пойти от противного, то мы увидим, что и у пары жук-олень/благородный олень и у пары лягушка/человек, по всей видимости, были одни общие предки. И эта точка зрения «от противного» выручала Докинза всегда. И Лири она выручала в тех же ситуациях. Особенно, когда нужно было объяснить, почему во время трипа человек переживает опыт земноводного. И прежде чем разбираться в существующей ситуации, более грамотным было бы предположить ситуацию, которой не было никогда —  очень хитрый трюк. Тогда у нас возникает вопрос, которого никогда не было и, как следствие, второй вопрос —  «Почему всё именно так?». И когда мы, допустим, изучаем явление сексуальности и её обоснованности, нужно представить, как этот эффект мог бы проявляться, будь у подавляющего большинства существ не два пола, а, например, три.

Отталкиваясь от новых идей, приведённых с точки зрения биологии, нельзя обойти вниманием то, что может заинтересовать нас ещё больше. Ричард Докинз в этой своей книге прописывает понятие «мем». Мемом он называет аналогию гена, которая распространяется в человеческом обществе как в суперорганизме, если так можно выразиться. Для Докинза мем —  это единица информации, которая может копировать себя и перемещаться от человека к человеку. На мем воздействуют те же самые законы эволюции, а также естественного и искусственного отбора —  одна информация остаётся, а другая уходит в небытие. Так в небытие уходят отработанные свойства генов, отвечающие за морально изжившие себя действия организма. И так ли важно, несёт ли в себе человечество гены Сократа, Платона или Коперника, когда мемы, порождённые ими, все ещё присутствуют в нашем обществе? Под понятием мем понимается единица информации —  полезной или бесполезной, которая заняла умы многих и прошла отбор, утвердив себя на определённой позиции. Мемы Докинза —  это и дошедшие до нас картины, и вечные тенденции в моде, и не устаревающие понятия в образе мыслеформ, передающиеся людьми как устно, так и письменно. Или через Интернет, например. В один ряд с так называемыми «вирусными», разрушительными мемами Докинз ставит религию: «Поверх силуэта башен-близнецов на Манхэттене — надпись: «Представьте мир без религии». Какой здесь намек? Вместе с Джоном Ленноном представьте мир без религии. Представьте: не было террористов-самоубийц, взрывов 11 сентября в Нью-Йорке, взрывов 7 июля в Лондоне, Крестовых походов, охоты на ведьм, «порохового заговора», раздела Индии, израильско-палестинских войн, истребления сербов, хорватов, мусульман; преследования евреев за «христоубийство», североирландского «конфликта», «убийств чести», нет облачённых в сверкающие костюмы, трясущих гривами телевизионных евангелистов, опустошающих карманы доверчивых простаков («Отдайте всё до нитки в угоду Господу»). Представьте: не было взрывающих древние статуи талибов, публичного отрубания голов богохульникам, кнутов, полосующих женскую плоть за то, что узкая её полоска приоткрылась чужому взгляду...» И стоит ли уточнять, каких псов за подобные утверждения на Докинза спустит церковь? Но учёному они повредить, как кажется, уже не могут —  на агитационных автобусах уже красуются плакаты с надписями: «Не исключено, что Бога нет. Так что расслабьтесь и живите в своё удовольствие!». И общественность уже не может остановить распоясавшегося атеиста, вошедшего во вкус.

Через шесть лет после выхода «Эгоистичного гена» Докинз выпускает свой «Расширенный фенотип», в котором пытается причесать изложенные ранее теории, укрепив под ними фундамент и ответив на все недовольства публики и учёных. Однако во многих дремучих странах учёные, политики и богословы уже забыли о теории гена, забыли о биологии. Примерно так произошло в России. Что вы могли знать о Докинзе? Атеист, биолог. Но, если слово «атеист» у нас играет всеми цветами радуги, то «биолог» остаётся сухим «биолог». И мало ли этих биологов на Земле? Вы смотрите, что он творит! И неудивительно, что в России, например, сложилось достаточно отрицательное мнение о Докинзе. До 2008 года единственной его книгой, переведённой на русский язык, был яростный и отчаянный труд «Бог как иллюзия». А переводить эту книгу без перевода «Слепого часовщика» —  значит просто обречь автора на незаслуженную критику. Но что Докинзу до русской аудитории? Ему самому хватает проблем и у себя дома. А идея... Утерянная идея —  это потеря лишь тех людей, которые отказались её воспринимать. Как истинный ценитель прекрасного в науке, в 1995 году Докинз выпускает книгу «Расплетая радугу». В этой книге он пытается доказать, что, разложив такие прекрасные явления природы, как радуга, на составные части, человек отнюдь не сделал их менее привлекательными, но наоборот, понял всё величие Замысла. Можно подумать, что Докинз окончательно помешан на своих идеях, но, как бы ни хотелось в это поверить, факты говорят об обратном —  он, конечно же, продвигает своё радикальное мнение в массы уверенно и решительно, но никогда не говорит о том, о чём не имеет твёрдых представлений. Так, в одном из диалогов с мусульманами Ричард признался, что знает не так уж и много о боге, про которого пишут в Коране. Зато известный этолог всегда мастерски умел доказать факт и тут же его опровергнуть. В одной из своих работ он достаточно серьёзно говорит о пастафарианстве —  вере в Летающего Макаронного Монстра — и практически ставит его в один ряд с Иисусом, говоря о том, что принципиальной разницы между писаниями о великих святых, блаженных, богах и приведённым им в пример персонажем, практически нет. И множество религиозных деятелей вновь ополчилось на Докинза, который как ни в чём не бывало продолжал получать награды одну за другой — «Слепой часовщик» был награждён Королевским литературным обществом и газетой Los Angeles Times, сам Докинз —  премией Майкла Фарадея и серебряной медалью лондонского зоологического общества. Позже последует признание другого масштаба —  в честь Ричарда назовут астероид и новый род рыб, «Нью-Йорк Таймс» назовёт его революционную книгу «Эгоистичный ген» «книгой, читая которую, чувствуешь себя гением».

В 2010 году Докинз откажется от должности профессора в Оксфорде, но останется при девяти почётных степенях в других университетах и при степени доктора наук, присуждённой в 1989 году. Учёный со множеством регалий в этот момент крепко сцепится с Папой Римским, угрожая тому арестом во время визита в Англию. Нешуточный спор разгорится из-за фактов педофилии в рядах священников, которые Папа Бенедикт XVI скрывал от общественности, желая избежать компрометирования церкви. В то же время Докинз, однако, утверждает, что в лёгкой педофилии, последствия которой не отражаются на психике ребёнка долгосрочно, ничего особенного нет. И снова весь мир роняет челюсть и, поражённый странным складом научного гения, садится на пол в полном непонимании реальности. И вот перед нами сегодня человек, который практически сумел доказать, что всё только в наших руках. И через биологию это видно намного лучше, чем через другие призмы реальности. Несомненно, существуют тысячи предрасположенностей человека, к которым его влекут гены. Но эти же самые влечения вполне можно контролировать, если при помощи мозга отдавать себе отчёт, что есть осознанное действие, а что —  автоматическое. Если человек, который не страдает страшными и редкими заболеваниями, способными препятствовать проявлению фенотипа, за собой проследит, то заметит, что у него существует автоматическое стремление к подсознательному выбору результата. Наблюдая происходящее вокруг нас, человек может понять, куда этот результат его приведёт. И усиление или ослабление генной программы —  в наших руках.

Да, мы, конечно же, животные, которым задают команду гены, но у нас, в отличие от любого другого скафандра из плоти и крови, будь то собака или жираф, мозг приобрёл ряд определённых свойств, за длительное время развившихся до уровня, который мы имеем теперь. И в чём наше основное отличие от собаки или лягушки? В способности думать своей головой. Собака прекрасна —  она адаптирована и смела, быстра и предана человеку. Но собака не может размышлять так, как можем размышлять мы. Собака не может принимать решения так, как можем это делать мы. И это —  проявление фенотипа, если вам угодно. И эволюция не зря дала нам способность творить, создавать мемы, если хотите. Не огорчайте эволюцию. Ставка природы на человека, судя по всему, была очень велика —  не зря ему дана способность скорейшего овладения речью, которая может послужить для дальнейшего развития и прогресса вида и гена в целом. И зачем мы обманываем себя? Наступает время, когда мозг наш перемещается в машину. Когда вся информация, все мемы начинают храниться на в голове, а на жёстких дисках. Определённая часть человечества катастрофически тупеет, потому что мозг ей уже не нужен. И наступит ли тот день, когда вид разделится на два? А может быть... он уже наступил? Но этот вопрос останется открытым, пока за его изучение не возьмётся очередной «цербер Дарвина». А пока —  вам самим решать, наполняться неважно какой информацией автоматически или выбирать лучшие зёрна в свою большую утробу, хранящую и передающую генную информацию вашим детям. В последние годы Докинз всё чаще говорит о вегетарианстве —  осознанном, опять же, питании. «Думаю, через 100 или 200 лет мы будем смотреть на то, как относимся сейчас к животным, так, как сейчас смотрим на рабство», —  любит повторять он. И если ген человека требует развития в этой сфере... что ж —  вперёд. В любом случае, мы всего лишь наспех сшитые куклы, в которые набиты биологические детали —  гены, и информационные детали —  мемы. И этот коктейль под названием Homo sapiens sapiens (именно так —  человек разумный разумнейший) всего лишь существует для развития гена —  того, что будет передано через женский организм в будущее, которым станет новый человек, ребёнок, который будет нести в себе не только старую память умений отца и матери, но и начнёт свою большую осознанную игру в эволюцию. Ребёнок, которому в голову за первые же годы жизни набросают десятки известных и необходимых для успешной жизни понятий-мемов. Так комплектуется человек. И это похоже на заполнение мешка всяким хламом, однако, быть внутри нас хламу или нет —  решать только нам. Потому что только мы управляем своим эгоистичным геном.