Яков Петерс: о рыцарях и драконах

Фанатики красочны, а человечеству приятнее видеть жесты,

нежели выслушивать доводы.

Фридрих Ницше

Есть ли в современном мире место легендам? Какова всё-таки роль маски, о которой я столько говорю в своих статьях? И готова ли маска окончательно занять место лица, растворив его, как растворяет в себе кубики льда горячий чёрный чай? И уже семьдесят третий раз — Бог мой, вы только вдумайтесь — в семьдесят третий раз мы с вами, уважаемые друзья, пытаемся заглянуть за краешек узорной маски, пытаемся за витиеватыми рисунками, созданными руками великих актёров, хотя бы одним глазком рассмотреть лик Творящей Пустоты и поразиться этому неведомому существу, которое ткёт всех нас изо дня в день. И почему мы вообще ищем его? Почему так велик наш интерес к тому, кто раздвигает кулисы и прячется за сценой во время спектакля Театра Теней? Почему мы не можем воспринимать Тень как самостоятельную единицу, отдельно от того, кто её проецирует? И нам обязательно хочется получше узнать, что за человек ради идеи лишний раз рискует своей головой, или кто это на самом деле идёт по канату под куполом цирка, не боясь сорваться вниз? Ну, или хотя бы ответить на простой вопрос — зачем этому ненормальному в очередной раз хочется попытаться раскрыть Великую Тайну Маски. И почему это он вообще вообразил себя проводником, кто он такой, чтобы претендовать на эту роль? И снова вы получаете молчание в ответ. Хотя в Тени, играющей на сцене, вы, может быть, и увидите на секунду черты лица неведомого существа, которому она принадлежит, и где-то между слов, нескончаемым потоком транслируемых через посредника, вычитаете эту улыбку... Но улыбку кого? И ситуация, поверьте мне, более чем забавна — вы, актёры, играющие в то, что ни во что не играете, и я — просто шкурка для переноса подкидываемой информации. И роль печи, сжирающей ветки подкидываемого в неё хвороста, мне очень нравится. И я бы хотел весь сгореть в этой информации, до основания, до маленького тлеющего уголька. Но что-то, что подкидывает мне горючий материал, видимо, пока противится этому и бережёт свой запал напоследок. Хотя сам я уже начал понимать, что всё имеет свой конец. И что такое идея публикации книги, как не ощущение надвигающейся развязки, стремление успеть как можно больше, пока ещё можно успеть?

Но сегодня мы не об этом. Сегодня мы поговорим о том, с чего начали — есть ли в современном мире место легендам? И именно о Драконах и Рыцарях в сияющих доспехах я говорю, о ком же ещё? О воинах духа и идеи, о тех, кто не задумываясь готов встать на защиту государства и собственных взглядов. И, сидя на берегу озера, вы уже ждёте, когда появится та самая черепаха. Та самая, которая хранит у себя меч, способный поразить ужасного Дракона. И черепаха поднимается к вам из водной глади, и держит в руках так необходимый вам Дар. «Но зачем тебе меч?» — спрашивает она. Вы же, не найдя никаких иных объяснений, уже отвечаете: «Я хочу освободить свой народ, разве ты не понимаешь этого?» И лукаво улыбнувшаяся черепаха уже снова скрывается в своей бездне, куда нет пути и откуда нет дороги обратно — ведь до вас здесь уже были и один из представителей более чем знатной семьи, и монах, и купец. А вы стоите на берегу и смотрите на этот меч, понимая, что вот он — ваш шанс убить чудовище, столько столетий держащее в страхе ваш народ... И вот перед вами этот самый Дракон... Но вы поражены его слабостью и немощью! И единственное оружие его — не огненное дыхание, но... меч... И после одного сильного удара, который убьёт дряхлеющую рептилию, вы уже понимаете, что сила меча и богатство, полученное из лап Дракона, уже никогда не дадут вам стать прежним...

Яков Петерс в «Лабиринтах».

И сегодня, в отличие от большинства своих недавних работ, я постараюсь вообще избежать вопросов в сторону читателя. Но также обещаю не отвечать и на ваши вопросы. И полно, все мы с вами взрослые мальчики и девочки, и прекрасно можем сами разобраться в том, кто участвует в постановке и исполняет главные роли: кто дракон, кто черепаха, а кто гениально отыгрывает народ, живущий в атмосфере этого постоянного напряжения, страха и страдания. И легенды, а тем более легенды советского времени — самые странные и запутанные из всех. Превзойти их могут разве что античные мифы о Богах-созидателях, ни больше ни меньше. Вот и наш сегодняшний герой полностью создан советской властью. И какой потенциал мифотворчества был в этой стране, Бог мой!

Но давайте не будем отклоняться от заданного курса — только вперёд, через спины кракенов и кладбища погибших кораблей, к той самой заветной цели, ослепляющий свет которой и представить-то сложно... И в 1886-ом году на свет уже появится тот, кому в будущем суждено будет стать одной из легенд тёмного пространства ВЧК, бесстрашным и самоотверженным рыцарем в сияющих доспехах, но одновременно и опаснейшим спрутом, обитающим в каком-то недосягаемом омуте. И спрут этот отыграет свою роль по полной, будьте уверены! И само рождение будущего профессионального революционера уже достаточно принципиальный вопрос. По одной из версий, Екаб Петерс (или по-русски — Якоб) родился в селе, в семье обычных батраков — людей вообще не имеющих скотины и какого-либо хозяйства, что означало лишь одно — будущее мальчика зависит от тех его односельчан, кто будет оплачивать работу со своим скотом. А в селе подобная возможность, мои великовозрастные лентяи, появляется с семи-восьми лет. И не просто появляется — становится необходимостью. Но это всего лишь одна из версий, на которую с каждым днём смотрят всё более скептически. Вторая, естественно, гласит о том, что Якоб Петерс родился в семье достаточно богатых крестьян и никаких сильных душевных и физических мук не испытывал, более того, выдавал себя за выходца из простой бедной семьи для «чистоты биографии». И к этим двум заявлениям можно относиться по-разному. Неопровержим лишь тот факт, что одно из них сфабриковано, а вот уж кем и когда, мы теперь уже не узнаем. Это, конечно, могли быть и заронившие семя сомнений противники революции, а мог быть и сам Петерс, старающийся создать образ идеального борца за свободу. И, по большому счёту, вся наша сегодняшняя жизнь будет сквозить подобными двойственностями и недоговорками. И, если вы смотрели фильм «Господин Никто», то уже представляете, сколько подобных интригующих путаниц возникло в судьбе нашего сегодняшнего персонажа. А исходя из этого — представьте, сколько альтернативных прочтений жизни может существовать. И, словами Гамлета, «это ли не цель, что всем желанна?!» — создать мифологию имени Себя.

В школе Петерс всё больше склоняется к идее борьбы с помещиками и тяготится угнетением одним социальным классом другого. В это время, однако, определённых навыков, присущих настоящему революционеру, ему получить было негде. Да, стоит оговориться, для наших современных счастливых обладателей планшетов, изображающих митингующую толпу, но производящих вид анонимного собрания любителей смешного плаката — революционер должен иметь определённые навыки. Нужно хотя бы не бояться крови. А вы посмотрите на наших митингующих? Смеху подобно. Сложно представить малолетних школьниц стоящими на баррикадах. Абсолютное посмешище. И казаться героем всегда приятно, но сможет ли семнадцатилетняя девочка стоять на своём, когда ей оторвёт руку взрывом или её лёгкие превратятся в кашу от воздействия очередной токсичной смеси, как вы считаете? Но современные методы революции всё равно мало чем отличаются от методов прошлых лет. И важно лишь наличие ключевых персон, тех, кто не побоится и сумеет стать воплощение Храбрости и Борьбы. И юный Петерс был одной из тех личностей, которые непременно должны были быть взяты на эти чрезвычайно сложные роли.

Первый арест Петерса придётся на 1907 год. В возрасте двадцати одного года он ухитрится совершить покушение на директора завода, на котором и зарабатывал свою краюху хлеба. Стоит сказать, что Петерс в это время уже живёт не дома в Бринкенской волости, а в городе Либава, в который переберётся, когда ему только стукнет восемнадцать лет. Зачем переберётся? Работать, конечно! Завидный пример работоспособности. Эти события хронологически вполне совпадают с народными волнениями 1905-1907 годов, начавшимися с расстрела демонстрации во главе с Георгием Гапоном — абсолютно не типичным для своего времени священником.

В конце 1909-го года Петерса освобождают — не сложится что-то в обвинении, и процесс будет закрыт. Дальнейшие события, которые, естественно, в официальной биографии лишь перечислены в хронологическом порядке, без каких-либо внятных объяснений причин, складываются достаточно необычно. Пламенный патриот, двадцатитрёхлетний юноша, который был доселе непоколебимым, казалось, приверженцем революции, неожиданно уезжает за рубеж. Конечно же, он пытается скрыться от правительственного преследования и потом, вероятно, оседает там, где чувствует себя в безопасности — сначала где-то в Германии, а потом — в Лондоне. И именно в этот момент начинается становление Петерса таким, каким позже его увидит Союз. Именно в Лондоне мальчик-преступник преобразится и станет, ни больше ни меньше, но мужественным воином, не побоявшимся занести меч над головой своего главного врага, борцом и победителем с достаточно хлипкой, но вполне ладно скроенной биографией.

И в какой момент времени, а также в каких политических условиях преступник перестаёт быть преступником и становится революционером? И когда именно отношение общества к нему сменяется с ненависти на сочувствие? Конечно же, во время народных волнений и недовольства. И рано или поздно обязательно наступают времена, когда преступники пользуются большим уважением у народа, чем официальная власть. И поверить — здесь в слово «преступник» я не вкладываю никакой агрессивной или негативной подачи. Его я использую как факт, как данность, подчёркивающую особенность определённого человека. И, если уж мы начнём исходить из подобной трактовки, то, конечно же, ни к чему хорошему не придём — мы получим пёстрый мир без каких-либо политических акцентов с абсолютной свободой мысли. Но является ли свобода мысли столь важным составляющим сильного государства? И не проще ли вообще исключить всякую свободу с целью сохранить целостность и внутреннюю силу политического строя? И вы только заметьте, как волшебно одно неоспоримое предложение посредством абсурдного предложения перетекает в другую крайне трезвую теорию. И что такое абсурд, как не мостик между двумя непоколебимыми истинами?

Благими намерениями частенько выкладывается дорога в ад. А иногда эти намерения подкидывают нам абсолютно случайно. Барабаны революции уже стучат в голове нашего главного героя. Вдали от дома, он, несомненно, вспоминает тот самый арест в 1907-м. И мы не были там, но история живого человека также жива, потому память об этой ситуации, наверняка, сопровождала нашего героя по крайней мере в течение нескольких лет. И Петерс, естественно, сто раз перебирает в голове неудавшееся покушение, задержание на квартире двух своих друзей-партийцев, практически стопроцентные шансы на расстрел... Но всего этого не приключилось. Казалось, что если и можно было увильнуть из столь хитроумной мышеловки, то все пути были открыты именно тогда. И чтобы ты ни потерял, пока ты жив — ты можешь себе это вернуть. Но жизнь слишком хрупка, ты понимаешь это, когда стоишь на самой её грани. Именно тогда приходит осознание того факта, что существование твоё — всего лишь удачное стечение обстоятельств. Так почему бы не посвятить себя борьбе? Тем более легко это сделать, если у тебя в чужом городе нет ни пенса, ты не знаешь языка и спишь ты в доках, постоянно испытывающий страх перед арестом местной полицией. Однако всё это — события первой ночи в неприветливом Лондоне. Уже на вторые сутки Петерс находит здесь своих, вступает в латышскую социал-демократическую группу и в ближайшее время женится на местной даме, которая даже родит ему дочь.

В один из прекрасных декабрьских дней в Лондоне будет совершено ограбление ювелирного магазина, которое внесёт окончательную путаницу не только в жизнь Петерса, но и во всю историю русских революционных эмигрантов. Ограбление будет также сопровождаться пальбой со стороны латышских революционеров, непонятно что забывших в ювелирном магазине. Доблестные британские полицейские, прибывшие на место преступления без пистолетов, будут ранены.

По горячим следам начнутся проверки, и лично Черчилль — на тот момент министр внутренних дел — будет участвовать в штурме «штаб-квартиры» горе-грабителей. В этом явно бестолковом ограблении, которое каждый трактует как может, будет выявлено несколько неоспоримых фактов, одним из которых являлось обнаружение тела подстреленного своими же коллегами налётчика на квартире Петерса. Английская полиция быстро берёт дело в оборот, и вот латышскому революционеру снова грозит смертная казнь — теперь уже в Лондоне. И кажется, что смерть просто-таки ходит за ним по пятам, она будет сопровождать его всю жизнь, то размахивая над головой остро отточенной косой, то требуя очередную жертву, молчаливой тенью находясь за левым плечом. Но снова то ли смерть промахивается, то ли случается какая-то нелепая осечка — история повторяется. Петерса отпускают на волю за отсутствием адекватных улик. В этот момент времени, как известно, его также поддерживает племянница Черчилля, питающая искреннюю любовь к коммунистам. Творчески одарённой девушке, кстати, позже будут позировать Красин и Каменев, Троцкий и Дзержинский, Зиновьев и Ленин. Несколько её скульптурных портретов будут позже выставлены в музее В.И. Ленина. И случится это достаточно скоро, а сейчас — холодный февраль 1917-го года, когда Петерс понимает — притеснённый со всех сторон английской полицией, он не сможет сделать и шага, если останется на месте. Революция откроет ему практически беспроблемный путь в Россию — через Мурманск на пароходе, конечно же. И что его вело? Жажда переворота ли, поддержка коллег-революционеров, уже, как кажется, безвыходно зажатых в Англии, или какой-то третий, известный только Петерсу стимул, — не скажет уже никто. И заметьте, насколько дырявая биография персонажа доступна нам сегодня — множество важных моментов гладко замазано нейтральным скотчем событий — «жил, состоял в партии, женился, выплыл в Россию». И ни слова о том, какие цели преследовал Петерс. Вы, конечно же, скажете — революция. Но это более чем логичный ответ, ответ, который просится на язык сам собой, а потому рождающий некоторые подозрения, возможно — безосновательные. Да и вопрос — почему именно Петерс выехал из Англии в числе немногих? Как сын латышского батрака смог завоевать такую странную славу среди своих коллег — выходцев из таких же, если верить официальной версии, небогатых семей, одним ли приключением в молодости? И всё это, конечно же, странно, и не вяжется, и похоже скорее на художественный вымысел, нежели на ряд удачных стечений обстоятельств. Что происходило с Петерсом, пока длилось следствие в Англии? О чём говорили с ним полицейские? Тысяча риторических вопросов и ни одного внятного ответа. Биография абсолютно безупречного борца и человека, который чудом уберёгся от двух смертей в стенах правительственных капканов. И верить в это странно и подозрительно, но, как говорится, так гласит легенда. И изменить её вряд ли чему-то под силу. И если ты создал образ рыцаря, который вознамерился победить дракона, то в лучших традициях японских легенд, мудрая черепаха рано или поздно преподнесёт тебе тот самый заветный меч, один удар которого будет решать судьбы даже не отдельных людей, но десятков и сотен твоих соотечественников. А если уж за твоей спиной всегда тенью ходит смерть, эта борьба рано или поздно обязательно превратится в чудесную феерию крови...

Русский язык на тот момент Петерс знал неважно, потому, впечатлившись новостями из Петрограда, поехал на Северный фронт, в район Риги. Здесь он становится пламенным оратором, общается с несколькими персонажами, прибывшими из Америки и пытающимися разузнать детали событий в России. В момент первого рукопожатия с Лениным, Петерс уже будет известен своим настойчивым нравом и неподдельным пылом истинного революционера. Лишь узнав фамилию молодого человека, с которым ему выдалось познакомиться, Ленин сказал: «Наслышан о вас. Говорят, что если бы вы ходили в атаки на фронте, то получили бы Георгиевский крест наверняка. Наш момент требует не меньшей смелости. Мы ведь делаем еще неведомое». И 1917-ый год стал, несомненно, победоносным для нашего сегодняшнего персонажа. Ему было что сказать, и люди слушали его. Время шло, и авторитет Петерса рос, а сам он всё более и более фанатично верил в то, что делал. К октябрю дракон уже был побеждён, и, как кажется, должно было наступить более спокойное время, а рыцарь в сияющих доспехах должен вложить меч в ножны, но, как оказалось, слишком многие до сих пор были недовольны свершившимся переворотом. И что вообще нужно этим людям? Неужели они не могли понять — вернуться в прошлое уже невозможно?! И все эти контрреволюционные поползновения — неужели люди действительно верили в свою победу? И в России всегда так — после важных государственных переворотов обязательно найдутся те, кто займёт позицию побеждённых. И даже в самой безвыходной ситуации эти люди не будут жалеть свои жизни, потеряв всё, кроме последнего чувства — чувства собственной правоты.

Но ситуация была, на самом деле, более чем нелицеприятная — врагов режима оказалось чуть ли не больше, чем тех, кто его поддерживал. И возник вопрос — как такое вообще возможно? Как был совершён переворот в таких условиях? Ленин, Троцкий, Свердлов... Неужели им троим удалось так грамотно расставить фигуры на шахматной доске, чтобы быстро, с одного наскока, совершить роковой удар в сердце империализма? И это была фантастическая победа, чудесная, быстрая. Отдача от удара о стену пришла намного позже, когда все силы, выступающие против большевиков и их союзников, объединились. Именно тогда шаг вперед сделал Дзержинский. Его задача на тот момент была сложна как никогда — помимо основных проблем, вставших перед новоиспечённым правительством, смертельной угрозой маячила опасность нового быстрого переворота. Требовался такой орган власти, который будет бить в самое сердце любых возмутителей спокойствия. Требовались люди фанатичные, готовые посвятить себя уже не борьбе, но озлобленной защите собственных убеждений. Именно тогда пришло время Петерса, ставшего одним из первых борцов, невидимым щитом защищающих достигнутые высоты революции.

— Правда ли, что будет введена смертная казнь на гильотине? — спрашивали его английские журналисты.

— 25 октября было свергнуто Временное правительство. 26 октября была отменена смертная казнь, — отвечал им Петерс. — И мы никогда ее не восстановим… разве только нам придется применить ее к предателям из наших собственных рядов. А как иначе можно поступать с предателями? Нас так мало для выполнения стоящих задач…

И каким бы ни был строй и режим, как бы он не осуждался, но действительно — как нужно поступать с предателями?  И чего стоит власть, если она не может защитить в первую очередь себя? Этими вопросами, конечно же, задавались и Ленин, и Троцкий, и прочие люди, имеющие отношение к перевороту, ведь они прекрасно понимали, как это работает и как происходит. И нет смысла описывать историю создания ВЧК, стоит лишь заметить, что это история, отмеченная кровью. А кровью врага народа или героя сопротивления — какая разница? Ведь, как известно, кровь людская — не водица. Но для настоящего борца за идею, конечно же, не существует определения врага как человека. И вы можете переубеждать меня в обратном сотню раз, но я прекрасно знаю — тот, кто стоит под флагом, всегда будет равняться на острие ослепительно блестящего в солнечном свете навершия флагштока — единственной и самой недосягаемой своей цели. И, как обычно, тот, кто защищается от врагов, всегда имеет право использовать полный арсенал, имеющийся у себя под рукой. Это не осуждение, нет, это констатация факта. И мир в подобных условиях проще всего воспринять как многогранный. И что главное в нашем сегодняшнем повествовании, как вы считаете? История восхождения сильного человека, прятки со смертью или, может, момент подписания договора с ней? А может быть, бравая решительность работать ради Великой Идеи? И когда голова убитого дракона уже катится по полу, подпрыгивая, подобно упругому мячику, нужно первым же делом хватать в руки зеркало. Хватать, чтобы суметь найти, различить и сразу же уничтожить все черты чешуйчатого чудовища на своём лице, ведь рано или поздно найдётся тот, кто и в изменённом — ложью ли, временем ли — образе победителя, светлого рыцаря, различит эти черты ужасной рептилии. И в руках у этого человека снова будет меч, а дракон к тому моменту будет крайне слаб и не сможет уже выйти живым из боя.

И перед нами, несомненно, прорисовываются эти самые коридоры — на Гороховой ли улице, на Лубянке ли, о которых так любят кричать либералы. И что такого особенного в этих стенах, кроме атмосферы и легенды? Кто вообще эти люди, которые сочинили множество басен о драконах и чудовищах, скрывающихся внутри строгих государственных учреждений? Ведь есть только госбезопасность, которая работает исключительно на народ. И народ этот должен её благодарить за спокойствие и жизнь без потрясений. И вот вы уже стоите в одном из кабинетов, представить интерьер которых сложно даже сейчас — полностью закрытое здание, секретность и наблюдение за каждым вашим вздохом. Здесь не работают законодательные проекты, здесь лишь вы и ваш собеседник — один на один. И диалог развивается достаточно мирно, пока ваши фантазия и страх сами не начинают пририсовывать к уверенному в себе человеку в форме дьявольские черты... Но полно о ВЧК — этим жизнь Петерса не заканчивается. Пока не заканчивается.

На месте заместителя директора ВЧК Петерс успеет покончить с организацией «Союз защиты родины и свободы», которой будет руководить Борис Савинков, бывший эсер, кстати. Петерс также отдаст приказ о расстреле внуков Николая I и будет вести дело Фанни Каплан. Это, конечно же, не полный послужной список — будет и заговор Локкарта и многое, многое другое. Современники подмечали трудолюбие Петерса — занимаясь проработкой членов «Союза», он будет вносить в официальные бумаги имена любых мало-мальски причастных к этому людей. И борец, с точки зрения противника, всегда несколько чудовище. Невозможно, являясь защитником Родины, не запачкать свои руки в крови. А вопрос о том, каков моральный облик этой самой Родины — тема для абсолютно другого повествования.

Вот он, этот двор — внешний двор тюрьмы Трубецкого бастиона. Тихий уголок. Две длинные стены, расстояние между которыми не превышает трёх метров, в конце двора — закрытые ворота, давным-давно выкрашенные в нелепую полоску — старая краска кое-где полопалась. Над двором двумя братьями-истуканами возвышаются заводская труба и шпиль с крестом наверху. Чёрные колени водосточных труб свисают с крыши одной из стен — с той, в которой присутствует ряд маленьких оконцев. Вторая же стена грязная — гнойно-рыжая, изъязвлена, изувечена пулевыми попаданиями до самого кирпича. И именно здесь в холодную зимнюю ночь с 29 на 30 января закончится жизнь четырёх великих князей. За что? За убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта, можно было бы сказать. Именно этот повод был назван официальным. Но сказать так нельзя — оба эти убийства связаны с князьями никак не были, более того — были совершены в германии с дозволения немецкого политика Густава Носке, позже обвинённого в покушении на Гитлера, кстати — ну вы это прекрасно знаете. И причём тут князья — сказать достаточно сложно. Весьма спорна также относящаяся к Петерсу формулировка «вёл дело эсерки Каплан», поскольку и дела, по большому счёту, никакого не было — всё произошло буквально в несколько дней. 30 августа было совершено покушение на Ленина, а третьего числа, практически после очной ставки с Робертом Локартом, без каких-либо письменных подтверждений, по устному приказу Свердлова, Каплан была расстреляна, её тело помещено в бочку из-под смолы и сожжено.

И никаких очернений — только факты, как говорится. Да и может ли очернить ... правда? И такой уверенный человек, как Петерс, я уверен, воспринял бы её более чем спокойно и без лишней лжи, потому что со своей — пусть не гуманной и чудовищной — точки зрения, он был прав. Ведь человек лишь тогда становится мелкой гадиной, предателем и убийцей, когда сомневается в том, чему посвятил жизнь. И, как бы это цинично не звучало, образ наш сегодняшний — образ защитника на страже Отчизны. Именно такую маску он выбрал, и его коллеги как знамя несут её до сих пор. Одна лишь проблема в том, что для его образа врагами советской власти и его личными противниками создана и другая — ужасная маска, потому на выходе мы получаем пламенного паладина с хищным драконьим оскалом и — как это уже избито — руками по локоть в крови. И обе эти точки зрения имеют шанс на существование. Обе они — равнозначны. А какую позицию занимать — решать уже, конечно же, вам. И смерти сегодня не будет — ни от расстрела в 1937-ом году, ни от старости где-то за границей, как уверяют многие — смерти просто нет, потому, что Дракон бессмертен. И меняются лишь его лица.