Курт Кобейн: кумир поневоле
статья от 22 июля 2013 года
Отчаяние — исход любой серьезной попытки вытерпеть
жизнь и выполнить предъявляемые ею требования,
полагаясь на добродетель, на справедливость, на разум.
По одну сторону этого отчаяния живут дети, по другую
— пробужденные.
Герман Гессе
Герой, про которого хочется написать сегодня, был вставлен некогда в золотую связку тех, кто завершит повествование "Лабиринтов". Он должен был стать одной из последних масок перед Грандиозным Уходом. Уходом биографа со сцены. И маска его, пожалуй одна из самых трагичных и открытых, должна была дополнить финальные штрихи к общему портрету, так сказать. Но я всегда говорил вам – мне не удаётся контролировать свои лица, которые подобно странным, а иногда и достаточно пугающим рыбам, выплывают из пучины на поверхность лишь для того, чтобы пять минут пожить в объективе ваших глаз – глотнуть чистого воздуха и за считанные секунды снова исчезнуть в пучине человеческой видовой памяти. Снова стать немым портретом на стене некого чудака, коих в этом мире ещё насчитываются десятки и сотни.
Портрет нашего сегодняшнего героя ничем не отличается от портрета Эрнесто Гевары – так же растиражирован и так же безумно облюблен. Новый герой революции нашего времени. И что нужно герою новой войны? Немного патронов, верная гитара-винтовка и порох взрывающегося в микрофоне голоса, способного разнести на тысячи мельчайших кусочков сердца не только фанатов, но и общественности, уже готовой принять в свои объятья нового рок-идола, чтобы потом, в лучших традициях ненасытных богомолов, перемолоть его кости в пыль.
Сегодняшний герой – самый грязный идол рок-музыки последних десятилетий. Тот, кто своим голосом не лечил, но ампутировал, вырезал. В лучших традициях беспородных дворовых собак выгрызал сердца слушателей, открывая их сердечные и слёзные каналы настолько, что уже чувствовалось извечное слияние с нирваной. И вся та грязь, что сочилась из горла этого безумца конечно же была отвратительна обществу белых воротничков, но на открытую рану зрячих людей сыпалась лечебной пылью, которая не способствовала заживлению, но вызывала ещё более напряжённое воспаление сердца и мозга. И взрывалась маленькими фейерверками в кончиках пальцев. И пробегала напряжённым электрическим разрядом по позвоночнику, вызывая восторг, подобный религиозному экстазу, сопровождающемуся танцем тысячи мурашек на оголённых мышцах зрителей и слушателей всей этой вакханалии грязной святости.
И
вот он – стопроцентный герой своего времени, голос поколения Х.
Человек, который не восстанавливал старый фасад, а одним уверенным
ударом разрушил все его убогие остатки к чёртовой матери, показав
публике действительно живое биение сердца, которое под всеми потоками
грязи всё равно оставалось чистым. Невероятное явление с точки зрения
тех, кто привык ассоциировать тьму лишь с тьмою. Но мы-то с вами знаем,
какое количество света нужно носить в себе, чтобы суметь выдержать весь
этот немыслимый напор мрака... Однако речь сегодня не об этом. Вернее,
не столь явно об этом. Разговор пойдёт о главном ребёнке от рок-музыки,
который так и не смог научиться контролировать занос, а потому – обрёл
полную гармонию с собой, совершив последний шаг в пустоту. Герой нашей
статьи – Курт Дональд Кобейн.
И сегодняшнее детство, впрочем, как и любое детство большинства из нас, будет определено финансовыми и семейными проблемами родителей. Курт родится в семье домохозяйки и автомеханика 20 февраля 1967 года. По всем определениям он опоздает влиться в тот поток, берега которого в 1960-х расширяли гениальные музыканты и психологи, ЛСД-гуру и отчаянные журналисты. И это с самого начала повествования задаёт одну интереснейшую и очень хитрую загадку. Обязательно ли находиться в потоке, чтобы иметь смелость выразить свою точку зрения? И обязательно ли, чтобы рядом с тобой находилось чьё-то плечо, когда в самые поганые и потрёпанные времена ты хочешь назвать ублюдка ублюдком? И если в наше время вам кто-то будет кричать, что бунт одного – это безумие и нелепость, запомните раз и навсегда – этот человек последний трус, который обязательно плюнет вам в спину в тот момент, когда потребуется его помощь. Потому что любая революция сознания всегда начиналась с кого-то одного. С того, кому просто не сиделось на месте – с истощённого нервными срывами художника, который, хоть убей, не видел иного выхода кроме как выйти в окно или разрезать руку осколком зеркала. Ведь только так боль внутренняя могла перебить поток боли приходящий извне. И вы можете от раза к разу говорить о храбрости каждого из этих гениальных творцов. Но дело не в гениальности и не в храбрости, а в понимании безысходности своей ситуации и ощущении тяжёлой походки смерти, которая несомненно намеревается помешать и всячески отвратить любые изменения реальности. И не по своей злобной природе она это делает. Лишь исходя из текста своей роли. И это делает её вполне достойным соперником вашему существованию. Соперником, который рано или поздно возьмёт своё. А потому – не всё ли равно, как проводить свою жизнь – в постоянной борьбе за очередной кусок солнца, шутовской игре в реальности или отлёживании задницы на диване? Но вы, мои уважаемые, уже очень давно сделали свой выбор, и даже среди нас с вами ищущих, я более чем уверен, можно пересчитать по пальцам. Остальные же – просто любопытные кроты, которые идут на запах очередной жизни и провокации. Чего-то сумасшедшего. Либо просто любопытного. Вы понимаете, что сухое изучение биографии не даст вам ничего? Что знание жизни очередного человека ни на йоту не приблизит вас к улучшению собственного существования? Неужели вам кажется, что в этой отвратительной суматохе жизни так важно быть образованным и успешным? Боюсь вас разочаровать заявлением, что каждый человек, который от хорошей жизни для полной гармонии хочет казаться умным и просвещает себя книгами мудрых мастеров, перенимая текст, но не переживая его – всего лишь ублюдок от революции сознания и, несмотря на свои возвышенные стремления, просто недостоин получить то знание, которое открывается лишь после испытаний огнём, водой и медными трубами, конечно же.
Итак, за окнами Хокуаим уже сменяется Абердином – небольшим городком, который находится поблизости от места рождения будущего талантливого музыканта. Уже в четыре года мальчик будет пытаться писать песни и исполнять их. Несмотря на это, многие уроки игры на гитаре, которые тётя Мэри Эрл пыталась дать мальчику, проходили впустую. В детстве он так и не смог освоить этот инструмент. Отчасти от своей неусидчивости, конечно же, которая просто стала проклятием всех родственников маленького сорванца. Мальчик, кажется, просто живёт в каком-то своём мире и не видит того, что происходит прямо у него под носом. И будет видеть ещё меньше, когда в подарок от тёти на семилетие получит свою первую барабанную установку. Барабан – первый профессиональный инструмент, освоенный Куртом. Ведь именно через него можно выплеснуть всю свою энергию, пытаться импровизировать мощно и громко. Получалось, естественно, чёрт-те что. Но всё же получалось!
Буквально через год родители мальчика разведутся. Отец – Дональд Кобейн – изначально будет против, однако под напором женских истерик и несокрушимых, как кажется, доводов о видимой несовместимости всё-таки плюнет на всё и уйдёт из семьи. И нам ли, поколению воспитанному женщинами, не знать что такое неполная семья? И насколько тяжело ребёнку пережить практически полную потерю одного из родителей. Ведь занимающихся своими сыновьями отцов, ушедших из семьи, можно пересчитать по пальцам, вы прекрасно это знаете. В ближайшем будущем, когда у маленького Курта не сложатся отношения со своим новым отчимом, которому будет всего-то 22 года, он уйдёт жить к отцу. Через некоторое время и Дональд тоже свяжет свою жизнь узами брака. У новой мачехи Курта будет двое детей. Совсем скоро родится третий – сводный брат Кобейна. Однако и здесь мальчик не приживётся. С этих пор он начнёт курсировать между домами родственников матери и отца. В ходе бесконечных смен мест жительства, Курт получит на четырнадцатилетие первый взрослый подарок. Это будет второй шанс мальчика научиться играть на гитаре, который он, как вы понимаете, уже не упустит. И музыка – большая музыка – пока ещё впереди. А сейчас – нескладное бреньканье на гитаре, поиски своего неповторимого стиля, поиски того, что, как слышал Кобейн в среде знакомых, называет «панк-роком». И все эти личные эксперименты, конечно же, произрастают из детских тёмных воспоминаний, из вечного странствия и отсутствия хотя бы каких-то постоянных стен, которые можно назвать своим собственным домом. И когда вы понимаете, что где-то есть место, которое всегда служило вам верным спасением от мира, но теперь потеряло свою силу защиты, становится наплевать на всё. Вещи, адреса, люди, чужие квартиры – всё смешивается, но уже не откладывается в сердце. Ты становишься свободным. В отличие от старых дней, ты уже не привязываешься к вещам, не оставляешь в четырёх стенах кусочек своего сердца, а просто понимаешь, что и отсюда когда-то придётся уехать.
Когда
жизнь опустошается и в твоём потенциале остаётся только гитара, букет
цветных переживаний из прошлой жизни и гиперактивность вперемешку с
постоянными угрызениями совести по поводу своей никчёмности – не хочется
уже ничего. В 1984 году мать Курта выходит замуж за беспробудного
алкоголика. Суть этого поступка понять трудно. Или любовь зла, или
женщина уже настолько потеряла себя. Муж регулярно бил её. Однажды даже
умудрился сломать ей руку. Но все скандалы, как водится, заканчивались
примирением. Курт достаточно долго на это смотрел. И смотрел бы дальше,
если бы не ультиматум матери – или учёба, или работа. Третий вариант –
катиться к чёрту из родного дома. Катиться было куда – куча вписок у
одноразовых друзей и парней из группы «Melvins», которые играли музыку,
впоследствии получившую название «грандж». Дни Кобейна проходили в
прогулках по району, в котором сегодня выдалось заночевать, и
просиживании штанов в библиотеке, которая служила пристанищем перед
долгой тёмной ночью, каждая из которых отличалась от предыдущих – ночлег
у друзей, во дворах домов или под ближайшими мостами. Именно такой была
жизнь молодого семнадцатилетнего подростка, как кажется, повзрослевшего
слишком рано.
Сегодня перед нами человек, который смог найти лазейку из сытой и бездумной Америки. Лазейку, через которую в своё время, как проворные крысы из мышеловки, уже выскользнули и Дженис Джоплин, и Джим Моррисон, и Хантер Томпсон. И вот вам – спасение от пустоголового общества уютного и разлагающего комфорта. Из общества гарантий, страховок, кредитных карточек и дорогих автомобилей. Перед нами тот, кто не побоялся найти свой путь. Тот, кто на определённое время найдя приют под мостом через реку Уишка, не только не растеряет свой потенциал, но сможет посвятить этому времени песню...
Underneath the bridge
The tarp has sprung a leak
And the animals I’ve trapped
Have all become my pets
And I’m living off of grass
And the drippings from my ceiling
It’s okay to eat fish
‘Cause they don’t have any feelings
Человек – это совокупность реализованного и нереализованного потенциала. Более ничего. А уж религиозные теории и теория Дарвина – на втором плане. Да и стоят они друг друга, следует заметить. И вот Курт уже играет со своим потенциалом. Сначала он создаёт команду «Fecal Matter», которая не успеет выпустить ни единого альбома. Потом – многочисленные поиски музыкантов для нового коллектива. И кассеты с гаражными записями «Fecal Matter» уже расходятся среди друзей и знакомых Кобейна. Спустя долгое время на эти записи обратит внимание старый знакомый Курта – Крист Новоселич. Они начали общаться ещё во времена знакомства Курта с «Melvins». Позже, с появлением в команде барабанщика Чеда Чэннинга, начнётся долгая история экспериментов с названиями, из которых Кобейн выберет самое, по его мнению, мягкое и мелодичное – «Nirvana».
И сколько бы ни говорили о грязи, которая бежит по венам рок-идолов, нужно заметить, что люди эти тоже имеют глупость стремиться к лучшей жизни. И есть такая практика решения проблем, когда, чтобы разрешить ситуацию, нужно правильно назвать то, что приводит к затруднениям. Но как можно сформулировать точно и чётко то, что даже нельзя адекватно описать словами? Как дать имена всем своим бесам? И на волнах музыки с целеустремлённым и каким-то ожесточённо-решительным взглядом очередной гений уже ловит мысль за хвост, пытаясь в самых абстрактных текстах выразить всю соль земли. И назвать проблему её истинным именем. И растереть её в прах на жерновах Fender Mustang, по словам самого Кобейна – маленькой и абсолютно «деревянной» гитаре, звучащей как дерьмо. И дело не только в доступности – очень сложно подобрать нормальную гитару для игры левой рукой, а эта вполне подходит. Да и так ли важен инструмент, когда даже на пустой беломорине можно выдать такое уникальное соло, что закачаешься?
Проблемы начнутся после выпуска Кобейном и его командой второго своего альбома – «Nevermind». И то, что хотел сделать Кобейн несомненно получилось. Но получилось настолько хорошо, что заочно подписало целому музыкальному жанру смертный приговор. И вот он – «бриллиантовый» альбом, который должен был всего лишь вывести группу на несколько другой уровень звучания. Но неизвестно нам, чем выльются плоды нашего труда – вместо «Lithium», на которую Курт делал основные ставки, MTV безостановочно крутили «Smells like teen spirit», толпы фанатов сходили с ума по сиэтлскому гранджу, а вскоре «Nevermind» признают альбомом, который пересобрал альтернативный рок, навсегда уже превратив его в мейнстрим. Но так ли важно это было для Курта? Все эти бестолковые фанаты, которые видели в лице Кобейна чуть ли не воплощение самого рок-Бога со старенькой потрёпанной гитаркой в руках. Они же все прекрасно знали, что гитара эта в завершающей части концерта в самом ужасающем припадке солиста разлетится в щепки, неужели им это нравилось? И Курт просто не мог понять, что такое бесконечно милое смогли найти в нём все эти армии фанаток, которым, по большому счёту, плевать на грандж и андеграунд, плевать на звучание. Именно начиная с «Nevermind» рок-музыка открыла двери широкой публике и привлекла к себе такое пристальное внимание. Несмотря ни на что, Хендрикс, Моррисон и Джоплин оставались творцами в своём жанре. Это гении от рока. А вот безумные эксперименты Курта привели к первой волне серьёзного замешательства в рядах любителей всякого рода мейнстрима. И рок-музыка впервые заявила о себе, как о приемлемом массовом явлении. Но, как и в любом массовом движении, имел место подлог. Можно поспорить, что большинству малолетних фанаток нравились не столько идеи Кобейна, сколько его энергия, его, по первому времени, ещё более чем привлекательная внешность и стиль жизни. Именно тот стиль, о котором мечтает каждый шестнадцатилетний пацан. Но шестнадцатилетний ребёнок пока не понимает, чем приходится платить за право быть собой. Он не понимает, что иногда приходится ночевать чёрт знает где, в компании удолбанных в хлам незнакомых людей. И ты благодаришь Бога, даже если не веришь в него, за хотя бы какую-то крышу над головой. С молодёжной точки зрения, которой свойственен максимализм и абсолютно беспричинный бунт, Кобейн, конечно же, был Богом.
И это внезапное «богоподобие» с одной стороны и ненависть – лютая ненависть и зависть – с другой стороны сводили Курта с ума. В 1990-ом, за год до выхода «Nevermind», он знакомится с Кортни Лав. Их история будет путаной и поначалу не добившаяся ничего Кортни уже собирается оставить Кобейна в покое. Однако сам Курт, ранее решивший побыть холостым ещё годик, внезапно срывается, когда видит, что Кортни теряет к нему интерес. Она реагирует абсолютно также – начинает ходить за Куртом по пятам, и в 1992 году они уже играют свадьбу на гавайском пляже в Вайкики. На Кортни – платье, принадлежавшее некогда Фрэнсис Фармер, Курт же, как обычно, в пижаме – лень переодеваться.
Позже, когда Кортни мельком упомянет о том, что во время беременности несколько раз употребляла героин, против молодой пары начнётся самая настоящая война. Полиция предпримет попытки лишить музыкантов права на воспитание дочери, однако, благодаря стараниям супругов, маленькая Фрэнсис останется жить у них. С одной только оговоркой – родителям нужно будет регулярно сдавать тест на содержание наркотиков в крови. А для Кобейна, который в это время уже сидит на всяческом дерьме – таблетках и героине – это станет достаточно трудно. Он пристрастится к наркотикам задолго до своей свадьбы – впервые героин он попробует в 1986-м, когда ему будет всего девятнадцать лет. Героином он заменит более лёгкие наркотики, которые, в отличие от бесполезных прописанных врачами лекарств, помогали глушить боли в животе Курта, мучившие его с самого детства.
И вот эти адские вспышки боли уже рвут живот колющими ударами. И никто из врачей не может окончательно сказать, почему Бог в своём слепом калейдоскопе наград и дефектов выбрал для подобной болезни именно этого мальчика. Все эти лекарства и пилюли маленькому Курту не интересны. Отношения, которые складываются у него с родителями, ещё более усугубляют ситуацию и в тринадцать лет Кобейн знакомится с марихуаной. Природная лёгкость этого наркотика, а также неограниченный доступ к нему в современном обществе, делают его панацеей номер один. Изначально это был, конечно же, чистой воды эксперимент. Курт даже не стремился приглушить боль – обычное детское стремление найти уже ту самую дверку в счастье, о которой так много говорят умные взрослые люди. Но когда заканчивается первый косяк, второй, третий, – белокурый подросток, так и не снявший до конца жизни детское выражение со своего лица, уже переходит на ЛСД. И к девятнадцати годам Курт уже готов к знакомству со своим последним гостем – Его Высочеством Героином. И рукопожатие, которое до холода схватывает пальцы, уже не отпустит никогда. Героин для Кобейна – панацея от всех болезней. Он забывает ужасающие боли и помогает отвлечься от реальной жизни. Не видеть толпы фанатов, половина из которых даже не музыку пришла послушать, а просто решила посмотреть в рот настоящему живому лидеру протестно-анархического гранджа. Курту же подобные звания и титулы безразличны. Он всё также употребляет всякую дрянь.
В июле 1993 года Кортни застаёт мужа в бессознательном состоянии после передозировки героина. Делает ему инъекцию налоксона. И буквально через несколько часов Кобейн уже отыгрывает сет на New Music Seminar. Воистину вечна дружба рок-музыки и наркотиков. И как ни пытайтесь отмывать всех этих по горло завязших в героиновой грязи гениев – всё равно ничего не получится. Если бы не этот рыхлый добротный навоз, мы бы с вами не получили ни одного из тех имён, которыми бредили шестидесятые и которые до сих пор крутятся на устах у современных почитателей тяжёлой, во всех смыслах, музыки. И вот приходит время Кобейна сыграть свою последнюю сольную партию...
Талантливый композитор и музыкант, певец и новатор в жанре гранджа. Тот, кто вывел этот музыкальный стиль на новый уровень, который в будущем будет продолжен творчеством таких групп, как Papa Roach, Skillet и Nickelback. Человек, который, того не желая сам, убил своё любимое музыкальное звучание и понял, что после «Nevermind» в гаражной музыке останется только привкус былого треска и тяжести... И развитие пост- гранджа позже приведёт к расцвету поп-рока, альтернативы и, что уж совсем комично, поп-панка. Однако знай бы это Кобейн – изменил бы он своё окончательное решение?
Курт достаточно быстро устанет от борьбы с общественностью, которая требует его творить в новом стиле; с законом, который строго грозит пальцем, только лишь завидя в руках музыканта шприц с очередной дозой белого порошка; с самим собой, чуждым популярности и желающим идти вразрез. Но Кобейн опоздал – все его революционные идеи вполне адекватно отображали собой дух того безумного времени. И безумие, свойственное ему, уже заразило толпу и начало расползаться, как инфекция по огромной кровоточащей ране. И в центре этого безумного праздника крови и жизненного сока – он. Полуживой наркоман с ясным детским взглядом. Тот, кто потеряет свет надежды довольно быстро. Так огромный корабль теряет свет путеводного, спасительного маяка и от отчаяния со всей силы бьётся о прибрежные рифы, надеясь хоть как-то добраться до спасительной суши. Но борт пробит, и грязная вода уже заливает внутренние помещения, со временем оставляя от металлического, казалось, бессмертного судна лишь скелет проржавевшего каркаса. И вся общественность после множества инцидентов с Кобейном уже понимает – своей смертью этот насквозь выболевший безумец не умрёт. Второго марта 1994 года Кобейн находится в Риме. Он лечится там от бронхита и ларингита. С ним рядом, как обычно, Кортни. Утром она обнаружит мужа в бессознательном состоянии в кровати рядом с собой. Кобейн выпьет огромное количество снотворного – рогипнола, запив его бутылкой шампанского. Как он будет сам потом признаваться, данный случай был всего лишь неправильным обращением с таблетками и не являлся попыткой суицида. Но что мы теперь можем сказать на это? Да и честен ли был сам Курт?
Примерно в это время Крист Новоселич – бессменный гитарист «Nirvana»– узнаёт от Курта, что тот хочет порвать с Кортни Лав из-за её дурного, по словам Кобейна, воздействия на его психику. Непонятный инцидент произойдёт уже спустя буквально пару недель – 18 марта. Кортни Лав позвонит в полицию и скажет, что Курт закрылся в своей комнате с ружьём и не хочет открывать. Она будет утверждать, что Кобейн хочет покончить с собой. По приезде на место происшествия полиция обнаружит растерянного музыканта действительно запершимся в комнате, но утверждающим, что у него и в мыслях не было накладывать на себя руки. Полицейские конфискуют все ружья в доме – это одна из немногих слабостей Кобейна, так как он имеет разряд по стрельбе. Кортни, однако, тоже откажется от своих показаний и подтвердит заверения мужа о всего лишь небольшом скандале, который только что был между ними.
И чем дальше, тем запутанней и непонятнее история плетёт своё повествование. Точно известно только то, что по настоянию жены 30 марта Кобейн приезжает в клинику «Эксодус», для прохождения курса реабилитации от наркотической зависимости. Курт весел и жизнерадостен, открыто общается с персоналом. Окружающим даже в голову не может прийти, что этот человек за последнее время уже якобы несколько раз пытался покончить с собой. Утром первого же дня пребывания в клинике в шутливой форме заходит разговор о возможном побеге из больницы. И путь, как кажется, всего лишь один – через высокую больничную стену. Курт же заявляет, что это на редкость дурацкий способ побега и всё заканчивается дружеским смехом. Однако в тот же самый вечер Кобейн выбирает именно такой способ оставить клинику, направляет в аэропорт и вылетает в Сиэтл. За пару часов до этого происшествия, он в последний раз увидит свою дочку Фрэнсис. И, как кажется, будет действительно счастлив.
В ближайшее время его видят в разных уголках города абсолютно разные люди, но никто из близкого окружения – музыканты «Nirvana», жена и мать не знают, куда вновь запропастился этот безумец. Кортни нанимает частного сыщика, чтобы вернуть мужа домой. Всё что произойдёт дальше – будет всего лишь цепочкой обрывистых фактов и недомолвок. Тело Кобейна в его собственном доме, с черепом, вывернутым наизнанку от выстрела из ружья, 8 апреля 1994 года обнаружит Гэри Смит – сотрудник компании занимающейся домашними системами безопасности. Полицейское расследование будет на удивление быстрым. Судебные эксперты обнаружат в крови погибшего огромную дозу героина и валиума – успокоительного, которое, непонятно зачем, понадобилось Курту. Рядом с телом также будет найдена предсмертная записка и горсть земли, назначение которой тоже останется неясным...
«Говоря языком опытного простака, который явно бы предпочёл быть вялым, инфантильным нытиком. Эту записку будет довольно легко понять. Все предостережения краткого курса панк-рока за все эти годы, с тех пор, как я познакомился, так сказать, с этикой, предполагающей независимость и принятие вашей общности, оказались действительно справедливыми. Уже много лет я не испытывал волнения при прослушивании, а также при создании музыки, и на концертах и в процессе сочинения. Не могу передать словами, как мне стыдно за все это. Например, когда мы за сценой, и загораются огни, и начинается этот безумный рёв толпы, это не трогает меня так, как это было с Фредди Меркьюри, которому, кажется, нравилось наслаждаться любовью и обожанием толпы, чему я сильно удивляюсь и завидую. Дело в том , что я не могу обманывать всех вас, никого из вас. Это просто было бы нечестно по отношению к вам или ко мне. Худшее преступление, которое я могу себе представить, – это обманывать людей таким притворством и делать вид , будто я на все 100% чувствую радость. Иногда мне кажется, что я хотел бы остановить часы, когда я выхожу на сцену. Я пытался сделать всё, что было в моих силах, чтобы смириться с этим. И я смирился Боже, поверь мне, но этого недостаточно. Я понимаю то, что мы затронули чьи-то чувства, кого-то развлекали, даже не кого-то, а очень многих. Я, должно быть, один из тех больных нарциссизмом, которые начинают ценить что-то только тогда, когда этого уже нет. Я слишком чувствительный. Мне надо немного заглушить свои чувства, чтобы вернуть тот энтузиазм, который был у меня в детстве. Во время наших последних трёх туров я намного лучше понимал всех людей, которых я знал лично, и поклонников нашей музыки, но я всё еще не могу покончить с разочарованностью, чувством вины и жалости, которые я ко всем испытываю. Во всех нас есть что-то хорошее, и я думаю, я просто слишком люблю людей. Так сильно, что именно из-за этого меня одолевает эта чёртова грусть. Грустный, маленький, чувствительный, ничего не ценящий человек-Рыба. Боже мой! Почему это тебя не устраивает? Я не знаю! У меня есть жена-богиня, которая полна амбиций и сострадания, и есть дочь, которая так похожа на меня того, каким я был. Любящая и жизнерадостная, приветствующая каждого человека, которого она видит, потому что всё хорошее и не причиняет ей зла. И это ужасает меня до такой степени, что я едва могу сдержаться. Мне невыносима сама мысль о том, что Фрэнсис может стать таким же несчастным саморазрушающимся рокером, каким стал я. У меня всё хорошо, очень хорошо, и я благодарен, но с семи лет я стал ненавидеть всех людей. Только потому, что им кажется, так просто жить и чувствовать сострадание.
Сострадание! Только потому, что я слишком люблю и жалею людей, я получаю что-то взамен. Благодарю вас всех из глубины моего горящего, корчащегося от тошноты желудка, за ваши письма и поддержку в последние годы. Я слишком странный, угрюмый ребёнок! Во мне больше нет страсти и поэтому, запомните – лучше сгореть, чем раствориться. Мир, любовь, сострадание. Курт Кобейн».
И был ли во всей этой истории третий? Была ли это Кортни, найти которую не могли ещё несколько дней после обнаружения тела Курта, либо кто-то ещё... И привели ли к чему-нибудь поиски частного сыщика? И что произошло тогда, в этот чудовищный день в апреле 1994 года?... И я не зря задал вопрос именно по поводу «третьего», а не «второго». Потому что тот самый второй – героин – в момент выстрела навсегда отпустил Курта. Как могла произойти эта нелепица – неясно абсолютно никому. И человек под такой дозой снотворного и наркотика, по единогласному уверению экспертов, просто физически не сможет поднять ружьё. Не то, что выстрелить из него. И эта нелепая записка, похожая скорее на отрывок из неудачного дневника... Но слова уже будут лишними.
Перед нами человек, который выгорел, как свечка. В детстве – бесконечно активный ребёнок, неуёмный, как пружина, общающийся с самыми презираемыми в школе учениками и безумно любящий черепашек. Во взрослой жизни – законченный наркоман, вдохнувший новую жизнь в грандж и полностью разочаровавшийся и в себе и в жанре. Тот, кто просто ждал отложенной смерти и всегда повторял, что никогда не жаждал славы и популярности. Человек, который делал только то, что хотел делать, но в итоге переставший получать удовольствие и от когда-то любимых занятий.
И, конечно же, можно назвать Курта Кобейна лицемером от музыки. Можно презирать его образ жизни и итоги творчества. Можно сказать, что он «везунчик по жизни», который посредством одного только альбома стал звездой. Но всё это мелочи и пустая мишура. И важнейшим, конечно же, является процесс творчества. И всё то наследие, которое по праву занимает одно из первых мест в архивах современной рок-музыки, принадлежит именно ему – отчаянному наркоману и самоубийце из Абердина, которому уже поставлен памятник. Любитель дешёвых гитар, купивший свою первую игрушку на деньги, вырученные с продажи в металлолом оружия отчима, утопленного в реке матерью. По собственному заявлению – «Протухший сыр Америки»…
Кай Хансен, основатель группы “Helloween”,когда-то справедливо заметил: «... Это было временем упадка металла, металл очень сильно просел. Пришел Курт и разрушил всё, а потом сам застрелился. Отлично!!! Спасибо…» И он, несомненно, прав, но не дальновиден – Курт действительно стал тем необходимым гвоздём, который уже не укрепляет, а разносит в щепки старую прогнившую доску. И именно благодаря ему рок-музыка смогла развиваться дальше. Да и дело, конечно, не в музыке. Дело в искренности, которая до их пор разбивает сердца многих почитателей Кобейна по всему миру.