Дэвид Линч: исцеление удушьем

статья от 16 августа 2015 года

Не думаю, что люди принимают такой простой факт: в жизни нет смысла.
Мне кажется, из-за этого людям страшно неуютно.
Дэвид Линч.

Театр – как и вся наша жизнь – это проекция мира в миниатюре. И самое волшебное пространство внутри театра – это, конечно же, сцена. Все мы рано или поздно делаем шаг из-за пыльных кулис, чтобы сыграть выбранную нами роль и создать что-то новое для себя – смыслы, отношения, перспективы. Однако в сам момент увлечённой игры мы оказываемся в абсолютной пустоте. Тот, кто смотрит на базарную площадь мира, теряет себя и из зрителя собственной жизни становится ролевой функцией – неким существом, которое творит здесь и сейчас. Создаёт заклинание. По заветам великого Антонена Арто становится единством образа, звука, сценария и мысли. И погружается в некую пустоту, из которой уже не может различить собственные реплики, монологи и действия. Так актёр никогда не может увидеть самого себя на сцене, потому что в этом мраке очень сложно определить и нащупать что-то.

Ежедневно мы, толкаясь локтями, подходим к узкой полоске сцены, отделяющей зрительный зал от кулис, и смотрим в этот зал. И каждый видит какую-то свою часть. Третий ряд. Места с пятого по десятое. Прекрасно! Но игра на публику – это большая ответственность. Так считают многие. Потому очень долго не решаются переступить черту и начать творить свои реальности. Это могут быть прекрасные цветочные поля или увитые плющом замки. Декорации счастья. Декорации новых свершений и подвигов.

И, опасаясь этой невыразимой и так манящей к себе бездонности, вы понимаете, что мир несколько шире, чем вам казалось раньше. Словно под плавную японскую мелодию, тысячи рук уже становятся на изготовку, готовые аплодировать вам. Но поймут ли они вашу игру? Оценят ли?

Однако, среди нас зачастую появляются такие герои, которые делают шаг в мир уверенно. И говорят о том, о чём хотят говорить, даже если смутно представляют, что же они чувствуют внутри. И что хотят выразить. Их творческие порывы не всегда понятны и не всегда поддаются логике. Но в порывах этих скрывается обнажённый нерв и яркая сердечная искра, которая рисует зрителю образы и миры, несуществовавшие доселе. И, после смущённой паузы, сбитые с толку люди, которые сперва не понимали, о чём им хочет сказать новый актёр, уже срываются на аплодисменты. Но кто-то пока не может разобраться в себе. И не может принять то зрелище, с которым столкнулся во время этой постановки – законы пространства и времени спутаны, логика даёт сбои и – кажется – вся эта постановка всего лишь фиглярство, наполненное рядом ошибок, но ошибка тут возможна лишь одна – не сделать шаг на эту сцену и не познакомить окружающий мир с собой. И своим чувством абсурдности мира, которое гремит и грохочет за нашим окном.

Но побег от цельной картины жизни, включающей в себя всё то, о чём нам рассказывали, но что мы боялись увидеть, уже начат. И жизнь действительно не имеет смысла. И человек в неизменном костюме с достаточно экстравагантной причёской уже подёргивает край занавеса. И готовы ли вы совершить погружение на глубину сегодня? Это не вопрос. Это вызов. Поскольку после того, как свет погаснет и зал опустеет, вы остаётесь один на один с собой, выкинутые в центр сцены. И что же вы будете с этим делать – вот вопрос. После всего того, что я покажу вам сегодня.

 Дэвид Линч в "Лабиринтах".

Я появляюсь на свет 20 января 1946 года в семье научного сотрудника Министерства сельского хозяйства США и учительницы английского языка. Росту спокойным и покладистым ребёнком с одной только оговоркой — увлечения мои очень экстравагантны. С самого раннего детства в голове моей работал некий неуёмный маятник, который зародил в архитектурный интерес. Архитектура эта была архитектурой тела. Будучи маленьким, я собирал в коробочки мёртвые тела птичек и прочих небольших зверей. Мог подолгу рассматривать их устройство, поднимать их крылышки, разбирать перья. И этот интерес со временем перерастёт в интерес к человеческим телам. В молодости я буду посещать морги и интересоваться их обитателями. Делать множество фотографий. Как правило, на фотографиях этих будет запечатлена работа патологоанатомов, участки тел или ампутированные части тела и органы. Всё это я совмещаю с обучением сначала в Коркоранской школе искусств, а потом в академии изящных искусств в Пенсильвании. Я вдохновляюсь работами крупнейшей фигуры австрийского экспрессионизма Оскора Кокошки, а также американского живописца и гравёра Эдварда Хоппера.

И творчество моё изначально будет связано с изобразительным искусством — в возрасте 24 лет, в рамках курса по экспериментальному искусству, я снимаю фильм «Шесть блюющих мужчин».  И именно с этой работы, которую можно без лишних затруднений найти на просторах Интернета сегодня, и начнётся моя активная режиссёрская карьера. Последующие мои картины — «Алфавит» и «Бабушка» — уже можно считать классикой жанра. К слову, за «Бабушку» я получу стипендию американского института кинематографии. Понимая, о чём идёт речь и чувствуя всю глубину палитры эмоций, выраженных в кадре, зритель просто не может уверенно сказать, что происходит на экране.

К моменту завершения «Бабушки», в уже достаточно молодом возрасте, я вполне самостоятелен, как можно было бы подумать. Я женат. И я начинаю работу над фильмом «Голова-ластик» . Несмотря на полностью вложенный в бюджет этого фильма вышеупомянутый грант, денег на съёмки всё же не хватает. Фильм несколько раз дорабатывается и перемонтируется. Производство фильма не поддержит никто. И лишь один серьёзный шаг сделает моя жена в первый год съёмки. И этот шаг будет шагом за порог. Она уйдёт от меня вместе с нашей общей маленькой дочерью. В это же время закончится бюджет. Примерно после съёмки двадцатой минуты.

В течение долгих четырёх лет последующей работы над этим произведением я буду подрабатывать где угодно, лишь бы найти деньги и закончить свою киноленту. Отсутствие финансирования — ничто по сравнению с моей целеустремлённостью и загадкой, которую я вкладываю в самые банальные, казалось бы, вещи. Сцена, в которой главный герой входит в свою квартиру, снимается через полтора года после сцены, в которой он открывает дверь. Кто-то может посчитать такие временные промежутки провалом, но если делаешь что-то сам, без помощи уже готовых отстегнуть большие деньги спонсоров, время, конечно же, застывает, и ты месишь ногами это желе, зачастую наворачивая абсолютно пустые и бесполезные круги. Но делаешь это сам, чёрт возьми!

Но всё это будет позже. А пока я ещё увлечён монтажом своего первого шедевра, сам склеиваю кадры, в которых появляется странное и непонятное спеленованное существо. Кстати, многие до сих пор спорят, из чего же оно было сделано, но прийти к однозначному ответу, конечно же, не могут. И когда я закончу работу над картиной, это, естественно, будет самый важный шаг в моей жизни, а также в жизни моего детища, которое в 2004-ом году будет признано культурно значимым Библиотекой конгресса США и с тех пор будет оберегаться как один из образчиков действительно высокого кинематографического искусства.

И не всегда за непонятными для нас вещами скрывается только бездна мрака и безумия. Многие из нас часто видят неприятное, дикое и жуткое в вещах, которые привыкли ассоциировать именно с этими эмоциями. Но отложите то, что вы делаете, и попробуйте освободить мозг от программ, которые заложены в него ранее. Может, это поможет вам избавиться от эмоционального восприятия пространства и восхититься его многообразием? Выйдя из круга человеческого понимания, вы сделаете шаг в те сферы, в которых эмоция, этика и вкус уже не играют никакой роли. И когда вы неосознанно соскальзываете за эту черту, прихватив с собой кучу принципов, норм и эмоций, вам, естественно, всё будет страшно и непонятно. Есть такие места и пространства, путешествовать по которым нужно налегке, оставив всю свою мудрость, все свои привязанности и страхи у порога. Иногда человеку стоит преодолеть в себе человека. И это означает только одно — подружиться с тем, от чего некогда бежал.

Несмотря на уникальный для своего времени бюджет, фильм, снятый мной по знаковому произведению Фрэнка Герберта, станет одним из самых непопулярных и откровенно неудачных моих проектов. Я позже буду долго сокрушаться и говорить о том, что никогда больше не позволю никому корректировать свою работу. Впрочем, следующие мои проекты не просто удадутся на славу — они получат множество одобрительных отзывов не только в кругах почитателей «иного» кино, но и на вполне традиционных кинофестивалях. Одной из таких несомненных побед будет фильм «Дикие Сердцем», который принесёт мне «Золотую пальмовую ветвь». Ему будут предшествовать такие талантливые работы, как «Синий Бархат» и «Человек-Слон».

Одним из самых ярких проектов 90-ых – не только в Америке, но и во всём мире, конечно же, будет мой сериал, который начинается с того, что некий агент ФБР в 11:30 утра, 24 февраля въезжает в небольшой захолустный городок в восьми километрах от канадской границы. И это даже не телесериал в полном понимании этого термина. Это некий мир внутри мира, сверхреальность, в которой я сумел вывести многие свои психоделичные идеи на новый уровень и, словно новый слой, наложить на реальность полупрозрачные слайды смыслов и образов.

И вот обывательская калька, через призму которой многие из нас привыкли смотреть на этот мир, уже расширяется новыми сферами. И подобный маленький городок скрыт внутри любого города и любого общества. Ведь свято место пусто не бывает. И если существует сама вероятность многоуровневого подполья (творческого, театрального или магического), поверьте, оно будет занято пространствами аналогичного разлива. И с обывательской точки зрения все эти люди — карлики и великаны моих миров — будут, конечно же, ненормальными.

И кто-то скажет, что в моих историях слишком много карликов, лающих людей, а также Энтони Хопкинса, но! Задумайтесь, не является ли предметом вашего обсуждения очередная никчёмная прореха в театральном занавесе, с которого мы начинали сегодняшнюю встречу? И вам не обязательно видеть то, что вижу я — Боже Упаси. Банальность — это самое страшное преступление в наше время! Но попытка подмять под каблук чужое видение и чужой стиль изложения может стоить слишком дорого для вас самих. И ценой, которую мы платим за отрицание, конечно же будет наше зрение. Мы слепнем перед яркими красками мира только потому, что запрещаем другим смотреть и видеть предметы так как они их видят, тем самым выкидывая в бак с названием «отрицание» очередную вселенную, очередной большой и красочный мир. Пусть пугающий или отталкивающий, но самобытный. Пусть чужой, но такой интригующий. И если мы займёмся исключительно тем, что будем строго судить чужие миры, то рано или поздно поймём, что упаковали в коробку не чужие мнения, но самих себя. И уже и не сможем понять масштабы окружающего нас Большого Великолепного Мира!

И вот вы, словно Дейл Купер, уже ходите по пространству Чёрного Вигвама. Вернее, попадаете в него. И потом уже никогда не сможете уловить то мгновение, в котором вы исчезнете уже навсегда... К слову сказать, сам термин «Чёрный Вигвам» не принадлежит моей руке, он позаимствован из произведения Алистера Кроули «Мунчайлд». Но это так — небольшое отвлечение. Ведь само это место, в котором шаги становятся мягче, а звуки — тише, уже поедает вас изнутри... И неподготовленному человеку, конечно же, нечего здесь делать, как нечего здесь делать и нам. Но Юпитер и Сатурн уже приближаются к Земле на минимальное расстояние... И в гоствудском лесу открывается этот портал... Что происходит внутри вигвама, не скажет вам никто. Этот мир живёт по своим поразительно непонятным природным законам, и уже не отпустит того, кто его посетил. И это отсутствие пути назад уже может многих напугать, но, по большому-то счёту, что в этом такого ужасного? Всю жизнь мы идём вперёд, придерживая рукой мёртвое прошлое, которое боимся отпустить. Это синдром альпиниста — вечный страх перед неисправной страховкой. Но что может быть великолепнее, чем расстаться с прошлым, а вместе с ним выбросить и страх. И мы все прекрасно помним, чем закончилось путешествие агента Купера, да. Но дело в том, что, вступая на территорию новых пространств, нужно уметь расширять свой кругозор до уровня этих пространств. И начинаются затруднения. Да, затруднения. Как часто мы слышим: «Это просто». Ничего простого не существует. Мы живём в мире, где нет простоты. Каждый день, как только мы думаем, что справляемся с тем, что есть, внезапно в головоломку добавляется новый элемент, и всё опять становится сложным. И в чём же тогда секрет простоты? Чистой и понятной жизни? Не подрывают ли наши аппетиты наши желания? Не впереди ли лошади едет карета? И виною всему что?... Правильно!.. Чтобы вы там себе не ответили на этот вопрос!

И я уверен, что кто-то из вас пришёл сюда не для того, чтобы поменять свой взгляд на мир, но, чтобы послушать историю о чьей-то необычной судьбе... Как-то не задалось, правда? И основы моих произведений тоже редко оправдывают ожидания. Они не просто оправдывают... Они захлёстывают и топят. И психологи уже ставят наперебой диагнозы не людям и не героям даже моих картин, но мне самому... И психологи такие психологи, согласитесь? Ищут в глубине человеческого мозга кучу всяческих трещин, сами обладая половиной из известных им диагнозов. И с людьми всегда так - тот, кто учит или выписывает вам инструкцию по поведению, как правило сам заключён в цепкие объятья комплексов и уже не может разорвать тиски старых привычек, сжимающих его мозг. Тогда-то вам и требуюсь я – чтобы перевернуть всё с ног на голову и рассказывать о медитациях, иных пространствах и реальностях, которых нет и быть не может. Но которые, с моей лёгкой руки, вы можете почувствовать внутри себя. И как же так происходит, чёрт возьми?

Одним из моих последних серьёзных полнометражных фильмом станет «Малхолланд Драйв». Эта работа несколько ярче остальных произведений организует обратную связь со зрителем. Я всегда умел натягивать нить между собой и тем, чьи глаза успел поймать, но никогда раньше нить не была так осязаема. Конечно же, в моём творчестве нельзя вычёркивать и так называемый «короткий метр», который появляется на экране до сих пор с завидной регулярностью. Нельзя обойти стороной мою книгу, мой музыкальный альбом.

Я всегда подбрасывал загадки, словно из глубокого туго набитого кармана, а потом, как бы невзначай разворачивался и уходил. И вот вы, как кажется, после долгих поисков уже находите смысл в очередном моём произведении. Стоите с этим смыслом в руках на улице под начинающимся дождём... Надеясь, что когда-нибудь я вернусь. И раскрою вам все свои секреты, дам ответы на все загадки. Знаете почему?

Когда вы хватаетесь за выкинутую мной с экрана верёвку идеи и изо всех сил тащите смысл на себя, нечто странное и неведомое хватается за канат с другой стороны монитора, и вот вы уже находитесь непосредственно в этой атмосфере цикличной параноидальности... И выйти из неё можете только вы сами, причём вновь пережив момент погружения. И именно в этой цикличности заключается шизофрения и психопатия моих работ. Но, не разбив яиц омлет не сделаешь. И второй ключ, который я иногда подбрасываю вам, как правило, под конец фильма - это первый шаг на второй круг. Один в один идентичный кадр или сцена, однако более глубокие и более суровые с точки зрения здравой психики. Вы прошли этот опыт. Какими вы выйдете на новый виток? Вот вопрос!

Не бывает положений с одним решением. Если существуют пути, возможности возникновения которых нельзя было и допустить, значит существуют и неожиданные решения, которые раз от раза буду удивлять или пугать нас, но будут функциональными в определённых ситуациях.

И что такое - талант? Талант - это возможность видеть мир без ширмы, без занавеса. Полноценно. И полноценность эта рождается на той границе, на которой провал в безумие уже начинает расцветать ядовитыми багровыми и зелёными оттенками. И тот, кто сумел заглянуть в собственное безумие, вдохновиться им, а также преобразовать его через призму творческой потенции в цельную картину, в цельное произведение, несомненно всеобъемлющ. А его заметки - сценарии и рукописи, уже не просто черновики, а некий след постороннего огромного существа, вмещающего в себя всё живое - все соки, всю плоть и все идеи мира. И чтобы увидеть мир на уровне этого полубезумного существа, несомненно, нужно вывести игру на те же уровни. Впрочем, можно долго размышлять и слишком медленно делать. Чем мы и занимаемся день за днём.