Том Уэйтс: коктейль по вкусу

статья от 5 декабря 2015 года

Она думала, что это дурной знак: свадьба за семьдесят долларов.
У нее было пятьдесят, у меня двадцать.
Она сказала: «Хреновое начало семейной жизни».
А я: « Брось, малыш, я тебе верну. Потом отдам…»
Том Уэйтc

Сегодня я позволю вам почувствовать себя умнее. Красивее, успешнее. Желаннее, наконец. И прикладывать к этому усилий в нашем сегодняшнем повествовании просто не придётся. Мы с Томом сегодня будем просто пить и рассуждать, а вы, в меру своего интереса, будете вольны выслушивать этот бред двух алкоголиков-вольноотпущенников или отложить этот текст раньше, чем мы начнём откровенничать по душам, добираясь до той самой сути, к которой, конечно, можно подойти исключительно в алкогольном угаре. И вы не подумайте, медиаторов вокруг великое множество, но только разбитые мечты и надежды совершают с вами самые яркие трансформации. А после них, как правило, следует алкогольная кома длиной в несколько дней. И череда знакомых лиц — от приятных мордашек подружек до высеченных и выжженных алкоголем и табаком морд старых добрых приятелей. И наркотики — это, несомненно, для тех, кто живёт в истерике. Быстро, грязно и крайне бездумно. Но алкоголь... алкоголь — это абсолютно другое дело. И, несмотря на общую с наркотиками грязь, он разжижает мозг медленнее. Нет, ты прекрасно понимаешь, как превращаешься в апатичную черепаху, которая уже совсем не хочет перемен в своей жизни. Однако, когда ты подписал договор со стариной Дьяволом, в коем ты уже продаёшь свою душу за регулярную возможность опорожнить лишнюю бутылочку, но ещё не отбыл по распределению в самый глубокий котёл, проходит намного больше времени, чем во время регулярной дикой долбёжки химических веществ. И если порошки, смеси и прочая курительная дурь трансформирует в твоих глазах пространство, всего лишь играясь с настройками, предоставляя тебе 3D-конкурсы или транслируя прямой репортаж с раскачивающегося на волнах корабля, то алкоголь помогает проникнуть в саму суть вопроса. И это, конечно же, не универсальный ключ. И многие смогут сказать, что подобные советы до добра не доведут, и очередной алкоголик — новое горе в новой семье. Однако дело ведь даже не в веществах, но в наполненности вашей черепной коробки, которая либо варит, либо не варит. И тысячи полупьяных преступлений конечно же проще списать на алкоголь, который химически является наркотическим веществом, а юридически — почему-то нет. И мы не будем отвлекаться на вопросы о том, кто зашибает бешеные деньги на торговле «легальными наркотиками». У нас сегодня на повестке дня более важные вопросы. Вопросы, в которых, как можно догадаться, без бутылки уже не разберёшься.

Но все из вас прекрасно понимают, что когда речь заходит о бутылке — дело не в её содержимом. А скорее в конфликте твоего нутра с содержимым этого мира. И в нашей сегодняшней теме клубы табачного дыма и стаканы вина несомненно буду сливаться с внутренним позывом к некому забытью и молчаливой мужской разочарованности в происходящем. Ведь даже самые эмоциональные из мужчин, самые склонные к внутренним взрывам, в совершенно безвыходных ситуациях, как правило, всё чаще молчат. И наливают и пьют, разбавляя алкоголем горечь табака, комом поселившуюся в горле. И чем громче молчит эмоциональный человек, тем это страшнее, согласитесь? Сегодня мы будем курить до прогорания лёгких. Мы будем пить, зная меру, соответственно ситуации. Ведь алкогольная интоксикация — не наша цель. Наша цель поиск неких полупьяных истин, которые рождаются тогда, когда любовь уже переживает последний инсульт, но ещё не остыла, когда тепло её ещё согревает наше сердце. Ведь у настоящего мужчины, как известно, чувства не проходят за десяток ночей. И, спустя долгие годы, рано или поздно, вы всё равно получаете эти грустные валентинки из вашей личной Филадельфии... Или где вам там было светло и тепло? Впрочем, это уже и не важно вовсе, потому что сейчас осталась лишь память... И как усыпить память?

Томас Алан Уэйтс в «Лабиринтах».

Стопроцентно достоверной жизни, заверенной и закреплённой семью печатями у нашего сегодняшнего героя просто нет. И это удивительное и замечательное явление, когда жизнь человека — хитреца и гения — трансформируется практически от интервью к интервью. Поэтому сегодня, чтобы не обманывать вас, сразу скажу, что мы проживаем одно из более менее связных крепких интервью. И не интервью даже, а бесед за столиком старого паба, расположенного где-то на углу двух грязных улочек — всё что нужно для гармонии нашему герою и нам сегодняшним!

Наш сегодняшний герой рождается 7 декабря 1949-го года в машине такси с уже трёхдневной небритой мордой и сразу же прикажет таксисту гнать на Time Square. Семья с сыном и двумя дочерьми из родного для Тома Помона начнёт колесить по запылённым дорожкам Калифорнии и уже тогда малыш на заднем сидении машины влюбится в гарь дорожного ветра и выжигающее землю солнце, добавив их в палитру своих красок незамедлительно. Шотландско-ирландская кровь со стороны отца и ирландские корни матери отлично прорастут в маленьком Томе и станут основой для его будущего творчества. Эти растворители станут основой всего позже замешиваемого коктейля жизни великого исполнителя. И вы уже видите перед глазами нашего сегодняшнего героя стакан с закрепителем всего этого безумия, который уже через мгновение провалится в его желудок, смешиваясь с красными и белыми кровяными тельцами, а также добавленными по вкусу тоской, прожжённой романтикой и неконтролируемым потоком естественного бессилия человека перед определёнными обстоятельствами. И последний ингредиент, который, как кажется, Том так мастерски научится дозировать в своих произведениях, на самом деле всегда будет чуть крепче, чем задумывал автор. Потому что музыкальные эксперименты не допускают точных дозировок. И тут или в яблочко, или абсолютно в молоко — одно из двух. И третьего не дано. Но чуть позже об этом волшебном процессе. Не сейчас. Пока что — всего лишь листочки с произведениями Боба Дилана на стенах квартиры, где жил Том и незаменимый блокнот в изголовье кровати, на котором можно записать очередные строчки, даже проснувшись среди ночи.

Музыкальность мальчика, с самого раннего детства проявившего интерес к миру непослушных и самых необузданных нот ярко выстрелила уже в детстве, когда он освоил сначала фортепьяно в доме соседей, а потом и гитару. На своих уроках учителя музыки позволяли Тому сыграть что-нибудь перед классом на гармони. И почему бы не дать волю маленькому, но такому оригинальному мультиинструменталисту, который освоил уже целых несколько прекрасных произведений? Но всё происходит не сразу. Сначала музыка это, конечно же, обучение азам, и лишь потом выработка своего уникального стиля. И как позже отметит сам Том, любовь к музыке ему привьёт, конечно же, отец, который разведётся с женой в 60-ом году, но не бросит сына и продолжит заниматься с ним, а также станет брать его с собой в поездки в Мексику. И первым значимым открытием для будущего самого культового из культовых музыкантов, станут, конечно же, крайне красивые и своеобразные мексиканские баллады, которых в машине отца он услышит более чем предостаточно.

В 1965-ом году Том уже играет в коллективе, который исполняет в основном соул и r`n`b. Он ещё не решает окончательно связать свою жизнь с музыкой и трудится в Napoleone Pizza House. Просто не будет в музыке 60-ых того зерна, которое могло бы упасть и прорасти в душе будущего исполнителя во что-то стоящее. И, как у любого творческого человека в отсутствии стоящего материала, поиски Уэйтса продолжаются!

Первые самостоятельные творческие эксперименты Том начинает в 1965-ом году, когда он смешает в своём первом самом терпком, как окажется, коктейле горячо любимого Боба Дилана, Луи Армстронга, приправив их по вкусу Джеком Керуаком и Чарльзом Буковски. И если эти фамилии ничего вам не говорят, то вряд ли вы вообще способы оценить масштаб и размах сегодняшнего художника. А те, кто сможет оценить слияние столь горючих и горьких до боли в горле вещей сразу поймут, почему Вещи Уэйтса, переплетённые в тугой узел, такие тягучие. Откуда брали свои корни первые достаточно непредсказуемые мотивы. И это очень хитрый вход — выстрелить прямо в яблочко в ситуации, когда невозможно промахнуться. А промахнуться в настроения какой-то лирической тоски и полупьяных диалогов с жизнью и смертью просто невозможно, если со всех сил кидаешь в них заряд самого необычного голоса Америки, да ещё и осушённый бокал в придачу. И что такое Уэйтс? Это, конечно же, красота и восхитительная гармония искорёженной от вечного табака снежинки, которая даже не стремится стать красивее, а наслаждается безумным изяществом своих кривых и таких оригинальных углов и узоров. Это песня между серым мутным небом и грязной землёй, упасть на которую значит опуститься, значит прилететь мордой в самую грязную канаву жизни. И каждая песня Тома — это протянутый в небо в вечном падении луч снежинки, которая ещё помнит те светлые и радостные минуты в Вышине, но необратимо должна упасть и превратиться в слякоть, в которой ей уже никто никогда не восхитится. И не сложит о ней возвышенных стихов, а только горький блюз о бесконечном круге жизни. Но у снежинки, конечно же нет памяти. Она не способна запоминать в-о-л-ш-е-б-с-т-в-о... Так думают люди. И дай Бог, чтобы они действительно были правы. Ведь если всё иначе... И даже мысль о возможности такой горька, как самый крепкий коктейль.

В 72-ом в возрасте двадцати двух лет Том время от времени выходит на сцену «The Heritage» в Сан-Диего. Здесь он трудится кем-то вроде охранника. И вот на фоне напомаженных и блестящих певцов и артистов его хриплый голос из бочки уже контрастом вливается в уши слушателей... Но не стоит сомневаться — контраст этот, безусловно, оценят. И упакуют в нужную конфетную обёртку. Конечно же, с ликёром внутри. Так гений музыкальных экспериментов заключит свой первый контракт.

Уникальность козла — в наличии у него рогов. Сложно быть уникальным и нравиться абсолютно всем. Сложно быть уникальным и, одновременно, не спорным персонажем... И, если говорить честно, мы же с вами в наших лабиринтах приходим не к чистому видению биографии или уверенному изложению жизней в стиле классических биографов, потому ждать чистой достоверности и стабильной правды от «Лабиринтов» не приходится. Здесь каждая жизнь — эссенция великих идей и персонажей, приходящих к нам в гости. Потому наш персонаж уже сидит где-то рядом и вещает, фильтруясь через несомненно странные внутренности рассказчика, сливаясь с вечностью, как несомненная её веха... Но об этом, как водится, ближе к концу, а пока — ряд фактов несомненно арлекиноподобного Тома.

Как вы поняли, в жизни нашего героя наступает время творческой реализации. И, вращаясь в кругах несомненно богемных, хотя и таких же приближенных к простым людям персонажей, Том уже пытается слиться с образами, транслируемыми со своей собственной лёгкой руки на сцену, ведя несомненно странный, но такой насыщенный определёнными ценностями стиль жизни, который и запомнится всем поклонникам его творчества до сегодняшнего дня. Ну а как ещё может жить человек, свивший себя в один бикфордов шнур с уже упомянутыми выше Буковски и Керуаком? И я уверен, что существуют писатели, которые влияли и на вас. И после прочтения произведений которых вы уже хотели относиться к жизни абсолютно также. Не копировать, но воспроизводить эти реальности на себе, любимых. Сердце и душа человеческие, несомненно, представляют собой большие фильтры по перегонке идей. И если у кого-то эти фильтры развиты недостаточно, то он вынужден играть по общественным правилам, отрицая саму возможность наличия в пространстве зародышей других реальностей, потешаясь над тем, кто совершает сознательный выбор собственных миров. И в глазах таких людей Игра, несомненно, профанация и фикция, нечто, что можно разглядеть только в чужой жизни. И бревно, конечно же, становится неопределимо в собственном глазу. Именно поэтому объяснять мотивы своих осознанных игр простому обывателю (и я не вкладываю в эти слова что-то презрительное) — глупое занятие. Он, не затянутый великой абсурдной идеей, не подцепленный на крючок самостоятельно найденный в синтезированных мотивах, конечно же, не поверит в ваши аргументы. Но ваше сердце уже работает как вышеупомянутый фильтр. И быть генератором искусства, слепой рукой потоков, конечно же, очень просто и очень сложно одновременно — всего лишь отключите собственное эго и прислушайтесь к тем реальностям, которые льются через вас, а также осознайте авторов этих реальностей — тех, кто смог вывести их основу на уровень общего пользования. Если можно, конечно же, так сказать.

Коллапс и беспричинная шумиха после выхода альбомов «Foreign Affairs» и «Blue Valentine» будет поднята истерическими завываниями критиков, уверенных, что Том исписался. И публика, как и в случае с Хендриксом, начинает требовать «чего-нибудь новенького», чего-нибудь непохожего на то, что было раньше. И пластичность разума Уэйтса, ещё не до конца одурманенного алкоголем и табаком, начинает генерировать новые эксперименты и новые образы, вписанные в контекст всё того же сэконд-хэндно поношенного стиля. Теперь всё замешивается несколько гуще, круче. В год выпуска последнего из вышеприведённых альбомов Том впервые пробует себя в кинематографе. Первым его фильмом, где он не только сыграет, но к которому он также напишет музыку, будет «Райская аллея» Сильвестра Сталлоне. И сколько их будет позже, этих действительно интересных киноработ. Начиная от экранизации «Дракулы» Брэма Стокера, собравшей в себя максимально звёздный состав актёров, заканчивая последними работами, в числе которых, несомненно, можно выделить «Воображариум доктора Парнаса», в котором Уэйтсу и играть не придётся. Даже самые рьяные противники спорного творения Терри Гиллиама не смогут поспорить с тем, что Уэйтс здесь оказывается не на высоте даже, а просто на своём месте, транслируя всё ту же изначальную основу. Не мощь, но некую первозданную «немощь», взбитую в одном стакане с образом первобытным, сильным и ярким.

Однако время расставит всё на свои места. И вот эти вышеупомянутые, как сперва показалось неподготовленной аудитории, действительно знаковые и великие пластинки уже занимают соответствующее место. Не в истории какого-либо жанра, но в истории мировой музыки. И это не преувеличение, это действительно так. Ведь если кто-нибудь сейчас начнёт передо мной определять жанр, в котором работает Уэйтс, то, простите мою прямоту, будет просто обречён на ошибку. Если, конечно, не схитрит и не скажет, что это «экспериментальная музыка». Да, более чем экспериментальная. И когда по первому твоему свистку, по первому аккорду, ноты уже начинают автоматически выстраиваться в некое подобие мелодии, что должен сделать талантливый и уверенный в себе композитор? Конечно же вдарить по ним кулаком, чтобы симфония и гармония развалились на части, рождая из себя самосотворённое чудо. Так добиваются уникальности. Не вылизыванием, но хорошим ударом. Ведь когда сотнями тёплых собачьих языков идеи таланта вычленяют и вытачивают гармонию неких музыкальных формул, то сама жизнь музыкального шифра пропадает. Из неё изымаются и выбрасываются на помойку сок, боль и радость. Которые, конечно же, всегда рад подобрать и запихнуть в свой старый штопаный мешок наш персонаж. И всё, что кто-то назовёт хламом и мусором, в руках Тома оживает и творит, и доказывает, что способно не только пить, есть и дышать, но и готово стать бессмертным гимном, шедевром, уникальным покорителем подводных глубин творчества, в темноте которого уже не ориентируются современные недофаусты от музыкальной и, тем паче, массовой культуры.

И если вы не согласны со всем изложенным выше, то возможно и ваш мозг облизала корова современной музыки, сровняв все его извилистые края и грани. Ведь не искусство для человека. И даже не человек для искусства. Это две абсолютно параллельные прямые, которые в определённый момент где-то пересекаются на сотую долю секунды. И тогда на свет появляется чудо. Создаётся такой мощный заряд волшебства, который выстрелит вокруг и взорвётся умопомрачающими, невероятными и неожиданными брызгами искр, которых от подобного хлама и, как кажется с первого взгляда, шлака, не ожидал никто. И если покопаться на помойке выброшенных нафиг смыслов и идей, сколько золота можно вымыть из этих отбросов и отходов, которые не хотели становиться забытыми и ненужными? Творчество — это не сложно. Это просто означает, что свою оценку происходящему ты не даёшь. Ты взрезаешь вену и из неё сочится то, что сочится. Никто и не ожидает от вас нефтяных потоков внутри. Никто вообще ничего не ожидает. Просто нечто уже стучит тебе в темя и просится наружу. И дать разродиться этому потоку — главная задача художника, потому что художник всегда всего лишь повивальная бабка. Акушер. И на мнение акушера плоду, как водится, плевать. А тот, кто хочет стать богом в процессе принятия родов, просто одевает на себя не тот образ. И за его глянцевостью и отточенностью зачастую скрывается неумение работать с потоком и в потоке. Это абсолютная художественная безграмотность и так называемый «талант переосмысления». Только талант этот пачкает первозданное ещё хуже и бессердечно клеймит самыми погаными штампами то, что понять не сможет никто. Понять в первое время его существования. Ведь вы не ждёте от ребёнка, что сразу после родов он вскочит и побежит? А он побежит. Рано или поздно, но обязательно. Так зачем же делать из него смешного калеку, ещё до появления на свет вытачивая ему костыли?

Новый опыт в написании музыки Том получит от Фрэнсиса Форда Копполы, который в определённый момент не только обратится к нему с предложением написать сопровождение к его фильму «One From The Heart», но и покажет, как музыка может задавать ритм и поддерживать позвоночник всего произведения, всей кинокартины в целом. Тогда сбор отдельно парящих в воздухе вещей превратится не столько в передачу цвета через музыку, сколько в связывание их в мышечные узлы, способные поддерживать основную нить. И если вы думаете, что это расходится в определённых пунктах с изложенным выше, то снова ошибётесь. Потому что конструирование из того, что есть — это конструирование, а не художественная кастрация. В это же время Том знакомится со своей женой. «Она могла лежать на гвоздях, и проткнув себе губу вязальной спицей, попивать кофе, так я и понял, что это именно та самая женщина, которая нужна мне», — как-то скажет Уэйтс. И действительно, чего большего можно ожидать от любимой женщины? Что ещё нужно НОРМАЛЬНОМУ мужчине, чтобы полюбить всерьёз и надолго? «Местом проведения я выбрал Свадебную Часовню через поисковик на Yellow Pages, рядом со словом «Массаж». Имя регистратора было Арбуз, и он всю церемонию называл меня мистер Уотс!», — продолжает Том. Совместная жизнь вместе с новоиспечённой женой вкупе с новым видением от маэстро Копполы приведёт к разрыву контракта с Аsylum Records, поскольку рождённый в ходе очередных творческих экспериментов образ уже станет в разы больше, чем будет способна осознать данная контора. Тогда Том заручится поддержкой Island Records. И в жизни художника всегда так — смена формата ведёт к смене партнёров и публики, которая способна или не способна принимать определённые вещи. Ведь, как я уже говорил раннее в одной из своих статей, продавать нечто своё, непохожее на то, что люди делают вокруг исключительно ради получения собственной прибыли, а не ради наслаждения собственными результатами, на самом деле не только интересно, но и достаточно сложно. Легко писать на заказ, когда ты хочешь много быстрых денег. И очень сложно получать большие и быстрые гонорары, когда ты продаёшь то, что умеешь делать лучше всего. Ведь это действительно волшебная трансформация, когда предложение начинает рождать спрос на себя!

Нельзя назвать Уэйтса действительно массовым исполнителем, но то, что он стал признанным гением музыки — факт, который не нуждается в доказательствах. И публика такого вида зрелищ, в основном, тоже состоит из экспериментаторов. Не важно, в чём заключаются эти эксперименты — в собственных музыкальных трансформациях или в смешивании алкогольных напитков на свой вкус и цвет, — важно, что тот, кто попадает в атмосферу нашего сегодняшнего гостя, уже оказывается в мире, который ладно скроен из казалось бы достаточно непопулярных ныне вещей — блюза, джаза, народных корней и скрипа булькающего, как закипающая в чайнике вода, голоса. Голоса, который уже невозможно перепутать с чьим-то другим. И если вы рано или поздно каким-то образом услышите хотя бы одну композицию нашего сегодняшнего героя, она уже отложится в памяти, как нечто выбивающееся за все возможные рамки. И даже если изначально вы захотите дистанцироваться от подобных вещей, вкус, полученный от прослушивания этой вещи, заставит вас ещё хотя бы раз завести что-то новенькое из его репертуара. И не важно, будет ли это хрипло-гавкающее «God's Away On Business» или тягучая «Blue Valentine». Вы просто на собственной шкуре поймёте, насколько я прав. Поймёте, что подобного уже не встретите нигде. Но на самом деле это не творчество даже. Это слишком специфичное лекарство для тех, кто болен слишком специфичным для нашего времени заболеванием, которое можно назвать опустошением сердечной мышцы.

И, даже не зная нашего сегодняшнего героя, в минуты молчаливого отчаяния вы ищите в окружающем мире нечто подобное его творчеству, а наткнувшись уже поражаетесь, насколько близки вашему, возможно совсем и не новаторскому слуху все эти странные переборы и звучания, весь этот скрип и скрежет, который несомненно является новым проявлением мотивов, внесённых в современную музыку ещё Скримин Джей Хокинсом. И вот Том уже подходит к этому старому затянутому илом колодцу и бросает туда ведро, натужно вытягивая из нутра самих творческих бездн всё то, что успело набраться внутрь. Весь тот неотсортированный материал, вперемешку с тиной, застоявшейся водой и прочим мусором, который попал внутрь. И, наливая в ваш стакан эту самую основу жизни, этот густой коктейль из казалось бы, неперевариваемых человеческим организмом вещей, он добавляет туда что-то крепкое и содержащее больший градус, чем самый мощный спиртовой коктейль, украшая полученную бурду лимончиком, несомненно... В такой момент вам уже не просто кажется, что он где-то рядом... Вы чувствуете, как ваша рука становится его рукой и уже тянется к старому погрызанному чьими-то неснашиваемыми зубами гранёному стакану. И из музыки навстречу вам делает шаг наш сегодняшний персонаж. На нём потрёпанный пиджак, перекупленный у каких-то действительно сомнительных личностей, шляпа набекрень. Его лицо — лицо индейского шамана, который точно знает, как нужно пить и с чем мешать и что добавлять в коктейль забвения, чтобы пробрало до самых пяток и позже заставило стошнить всю гадость, накопившуюся внутри вас. Атмосфера уже, конечно же, располагает, и вы делаете глоток этой мерзости... И позже уже ваш гость одобрительно похлопает вас по плечу и скажет, что всё вокруг — всё кривое, косое и страшное, неизменно имеет под собой основу простоты и красоты. А забытье — всего лишь потенциальный расходный материал, который, несомненно нужно принимать в лечебных дозах. Регулярно. И, когда потребуется, хоть по десятку раз на дню. Потому что нет героизма в том, чтобы жить с болью. Героизм, зачастую, заключается в том, чтобы перепробовать все возможные смеси и навести внутри порядок, уже не важно каким образом и путём. И если вас регулярно тошнит от того, что происходит в вашей жизни, не проще ли вытошнить это, обратясь к древним силам и корням. Однажды и надолго пройдя процедуру осознанной чистки самыми грязными и самыми отвратительными смесями, которые только можно себе представить. Ведь мучиться позывами можно бесконечно. Давайте не будем врать себе и примем то, что этот процесс тоже может доставлять вам кайф, несмотря на рвущуюся изнутри вас Душу. Поставить точку и найти разрешение проблем через употребление смолы, грязи и глины — вот что действительно требует сил. И это то, что действительно вам поможет!