Егор Летов: Древо Жизни

статья от 26 марта 2016 года

В основе творческого труда всегда лежит чувство протеста.
П.Л. Капица

Не существует преимуществ одного человека над другим. Как бы об этом не вопили те, кто хочет причесать мир. Своими действиями, поведением и выслугой ты никогда не добьёшься того, что вдруг станешь лучше. Ты просто качественно изменишься, вот и всё. И в подтверждение логичности своих слов я скажу также о том, что по одной теории преимущества всё-таки существуют. И обе эти теории стоят друг друга. Потому что у теорий тоже нет преимуществ друг перед другом. И если вы думаете, что сегодня я решил начать издалека, то ошиблись. Истина не может быть двухмерной и следовать от плохого к хорошему. Это точка зрения вчерашнего дня. Мы имеем дело с чем-то большим, нежели «хорошо» и «плохо». Просто в силу своей усреднённости не понимаем, что сияние льёт через все края и у него нет границ. Не забывайте — от ума, значит, от дурости! И тот, кто считает, что знает, какой из множества троп идти, а потом начинает навязывать свои идеалы другим — эгоист с узким взглядом на вещи. Сегодня речь пойдёт о творчестве и неком «уровне», которым люди привыкли судить музыкантов и исполнителей. И если человек мыслит прогрессивно, ему дано понять, что в творчестве, как самой зыбкой и вязкой из социальных субстанций, уровней просто не существует. Оно раскатывается из глубин под самые высокие вершины и его поток регулируется настолько, насколько хватит ощущения у визионера. Не всегда у исполнителя, чаще — у зрителя. Как говорится, скажите мне кто ваш друг и я скажу, кто вы. И если ваши друзья ценят определённое творчество, которое является пусть и специфичным, но вышедшим за черту мира денег и пиара, то вам, возможно, очень крупно повезло с друзьями. И солидарность с ними будет означать лишь ваше умение оценить их вкус. Впрочем, вкусы бывают разные. И кому-то нравится иностранная музыка, а кто-то настолько глубоко зарылся в отечественной, что даже сумел найти что-то хорошее и в ней.

И сделать это очень-очень сложно. Под множеством пластов наживы глубоко закопано творчество. О нём рассуждают или в узких кругах, или в некрологах. Так уж получается. И если кто-то где-то говорит о действительно талантливом исполнителе, скорее всего, исполнитель этот является или знакомым знакомых, или был внезапно вспомнен в момент смерти, а потому его стали наконец-то продавать. И с нашим героем произошло практически то же самое. Вы заходите в любой захудалый музыкальный магазин и уже через неделю после смерти ЛЮБОГО культового исполнителя видите перед собой полки, которые ломятся его дискографией. Так музыку распространяют и пираты, и обладатели лицензий. И все эти горы пиратских дисков вперемешку с лицензионными уже валяются на каждом переходе, в солидных музыкальных салонах и в уникальных рок-подвальчиках, численность и выживаемость которых всегда стояла под сомнением, но до сих пор умудряется не огорчать любителей хорошей грамотной музыки. Стоит оговориться, чтобы не сыпать слишком заумными словами и не повторяться по сто раз, что сегодня, как и всегда, моё определение «хороший исполнитель» не означает какую-то отметку (об этом я говорил в самом начале). Это не значит, что звук хороший или плохой. Это не значит, что он стоит выше остальных. Просто слово «хороший» в этом плане для меня синоним слова «творческий». И вот здесь опять могло бы начаться недопонимание, но я надеюсь его уладить. Хорошим может быть гаражный стук по пустым вёдрам, а плохой может быть растиражированная и насквозь проданная группа. Теперь вы видите эти две пирамиды, одна из которых, для кого-то, возможно, стоит вверх дном? Это моя пирамида музыкальных приоритетов. И советую вам, запомнив вышеизложенное, читать слова правильно и постараться хотя бы краешком глаза увидеть те образы, которые я хочу передать сегодня. Егор Летов в «Лабиринтах».

Многие обвиняют нашего сегодняшнего героя в том, что его тексты зачастую слишком мрачны. Но я хочу вас заверить — нельзя доверять людям, которые постоянно пророчат лучшее будущее. Даже если эти пророчества действительно сбудутся, то не факт, что на ваших условиях. Потому что понятие «хорошо» вообще не имеет определения. И если такие люди берутся контролировать вашу жизнь с целью помочь, значит хотят изменить её и привести к тому, что сами подводят под понятие «хорошо». Но нужно ли вам подобное «лишнее добро»? Это сложная и большая тема, которой нужно посвятить, несомненно, отдельную работу. Но вкратце нужно понимать, что ненужное добро — это не то, что определял Далай-Лама, говоря «не всё, чего ты хочешь, нужно тебе». Это предложение и навязывание своих способов и методов через силу, разрывая внутри объекта этого навязывания все нити, которые он сплетал в узор собственной личности. А потом, когда вы напихаете полные сумки этого добра, посланного вам с несомненно благими целями, вы поймёте, что сумки ваши лопнули. И негде хранить не только насильно «надаренное», но и своё необходимое. Однако у многих сумки эти лопаются даже не от объёма, но от качества материала. Как писал Чарльз Буковски: «безумие приходит, когда случается какая-то мелочь, вроде лопнувшего шнурка». И при смешивании мировоззрений такой шнурок тоже может лопнуть. Впрочем, возможно, что многие из вас уже не понимают, в какую сторону я веду и о чём вообще сейчас говорю.

Наш герой рождается в Омске 10 сентября 1964-го года. И если вы проследите его жизнь внимательно — прекрасно поймёте, о чём я говорил выше. Игорь, позже взявший сценическое имя Егор, растёт достаточно болезненным ребёнком. Нельзя сказать, что он месяцами болеет и не выходит из комнаты. Здесь болезнь другого характера — Игорь часто теряет сознание и уже до шестнадцати лет переживает клиническую смерть. Его отец — солдат, мать — врач. Старший брат достаточно рано начинает увлекаться музыкой, и Игорь автоматически вовлекается в этот процесс. Времени на музыку у него предостаточно — в 82-ом году он окончит 10-ый класс школы, поступит в ПТУ, откуда вылетит за прогулы и неуспеваемость и теперь полностью доверен самому себе. Игорь в это время ведёт более чем свободный образ жизни, по необходимости подрабатывая то тут, то там. Дворник, художник-оформитель в отделе агитации, штукатур, рисовальщик портретов Ленина — всё это Летов в молодости.

Первую свою музыкальную группу Летов основывает в 18 лет. Эта группа получит название «Посев». Уже через два года начнётся путь «Гражданской обороны». Так на территории СССР появляется первая сибирская панк-группа, которая с первого удара рассыпает само понятие «русского панка». В книге «100 магнитоальбомов советского рока» автор отметит: «Не случайно весной 88-го года по стране пошло гулять выражение: «Панк-рок существовал в СССР ровно двадцать минут — во время концерта «Гражданской обороны» в Новосибирске. Все остальное — это уже пост-панк».

И действительно, назвать чистым панком то, что происходило в группе после 88-го, то, что появлялось в их записях в этот период, достаточно сложно. Когда мы имеем дело с панк-музыкой, стоит говорить сперва о звучании. И первые альбомы «Обороны», несомненно, соответствовали понятию «панк». Много грязной музыки, агрессия и нигилизм — основные черты жанра. Но вскоре, после длительного существования группы в образе «Обороны», в музыке начнутся эксперименты, которыми Егор заболеет, начиная с альбома «Всё идёт по плану», во многом благодаря влиянию Яны Дягилевой. Их споры относительно музыки были довольно серьёзными и именно это «несоответствие Янки формату», как считал Егор, отчасти, возможно даже неосознанно, подтолкнуло его к поиску звучания и неким музыкальным находкам, которые уже чужды чистому, относительно летовских экспериментов, ритмичному панк-року и являются первыми разгонными ста граммами для появления пост-панка. В это время Янка, несмотря на все сложности собственной жизни, уже дожидается Егора из психиатрической лечебницы, в коей лекарствами ему окончательно подорвут зрение. И вот молодые люди уже скитаются по стране, живут где придётся и ведут самый что ни на есть асоциальный образ жизни, ориентируясь на какие-то неведомые, ещё пока не так отчётливо проясняющиеся огоньки жизни. И в погоне за этими светляками в очередной раз рождается нечто новое. Жизни многих талантливых людей завязаны на этих незримых, еле осязаемых видениях, стремление к которым выглядит полным безумием. И кто-то скажет, что это не стремление к неведомому, а просто путь достаточного психопатичного музыканта. Второй добавит, что и магии в этом никакой нет, что любое творчество — это сочинительство и иногда даже такими путями оно пробивается в реальность. Третий скажет, что призраков идей и великих задумок тоже нет. Что есть стиль, перенятый от грязного скотского панка, гнилым яблоком закатившегося сюда, на территорию Союза. И заразившего молодёжь некими идеями, которые в силу своей новизны и чрезмерной «свободности» уже позволяют всяким говнюкам кичиться тем, что они не привязаны к шесту во дворе, как были привязаны их родители. Что они уже не получают регулярных ударов кирзовым сапогом в бок, потому что скорее пожертвуют ненужными им благами, чтобы добиться свободы. Пожертвуют последними штанами, чтобы не сидеть и не слушать передачи в прайм-тайм, в которых некие дикторы уже вещают народу профильтрованную и одобренную информацию. «И где рост?», — снова спросит кто-то. «Чего добились-то своими идиотскими идеями?» Да ничего не добились. Живут по подворотням, чувствуют вкус крови на губах, крыша абсолютно поехала. Но не бывает такого, чтобы через крепко держащуюся на голове крышу ты увидел звёзды. И кто-то боится этого бескрайнего неба, кто-то боится дождя. И прибивает свою крышу на десятку лишних гвоздей, потому что иначе обои отсыреют, краски потекут. А кто-то принимает для себя величие этой бури. Того, что естественно, а не создано где-то из пережёванной станками бумаги. И кто-то больше любит сухие обои на стенах, а кто-то живые деревья, из которых эти обои делают. Не велика разница. В продолжительности жизни, как правило. Ведь это верно подмечено — если любить гулять под дождём, то можно слечь с хорошей пневмонией и сгореть за пару дней. И для чего сдвигать крышу? Чтобы погибнуть? Не лучше ли в собственной уютной квартире, в старости. Вокруг жена, дети, котейки. Только вот умереть можно раньше, чем ты смертельно заболеешь, понимаете о чём я? И, как в той старой поговорке, ждать, пока тебя похоронят, на протяжении чуть ли не полувека. Это бывает с теми, кто радуется всему-что-есть-человеческому, а потом понимает, что люди сами себя обманули. И что смерть на собственных условиях, как она описывается и преподносится, в разы честнее и добрее, чем догнивание на социальной площадке постоянных прогибов и уступок. Скажите, что я максималист? Нет, друзья. Это вы просто заигрались.

У большинства людей не осталось идеалов. Именно потому охотнее верится во всё то, что происходит на компьютерном экране или в 2D мире. Детей готовят к жизни, которой нет. Родители считают, что жизнь сама их всему научит. Но наступает время, и учить уже никто не будет. Все попадают в жизнь с тем багажом, который им выдали в детстве. И обучаются в процессе жизни единицы. Знаете почему? Потому что жизнь – это конечный процесс, а не неиссякаемый фонтан. И тот, кто понимает, что уже скоро всё кончится, но не согласен с миром, просто хочет уловить хотя бы мизерные лучи своего личного счастья, не переучиваясь под чужие пугающие правила и шаблоны. И поэтому многие приспосабливающиеся не могут понять, как это — быть человеком независимым. Независимым в плане идей, подачи, мышления. Когда ты не надеешься, что тебя кто-то поймёт, оценит. Или наоборот — не боишься презрения, откровенных поношений или агрессии со стороны окружающих. Ведь когда тебя любит один человек — это кажется нам самим собой разумеющимся, мелким. Но когда ты делаешь то, что хочешь делать, а в ответ получаешь тонны разгромных недовольных воплей, кажется, что ты и не нужен никому. И делаешь всё неправильно и делаешь всё не так. Но нельзя забывать, что создавать в разы сложнее, чем критиковать. И критика эта обусловлена тенденцией к простоте и понятности произведений. Тот, кто создаёт для зрителя, никогда, как правило, не бывает осмеян. Тот же, кто выражает себя, зачастую встречается с непониманием. Потому что непонимание личности — это норма современного общества.

В начале девяностых Летов выступает на стороне национал-большевиков. Водит дружбу с Лимоновым. Получает партбилет нацболов с номером 4. Однако не перестаёт писать, петь, работать. Во время любых народных волнений по поводу и без оного его произведения всегда будут вспоминать. Даже широко известный в узких кругах журналист Кашин на одном из собраний Болотной площади исполнит его «Всё идёт по плану». И в чьих руках переливается этот раскалённый металл, уже и не важно, в сущности. Творчество, что дышло — каждый ворочает его в ту сторону, какой он его видит. И оценки подобным явлениям и происшествиям выдвигать бесполезно. Даже если где-то кто-то начнёт шкворчать: «К стене! К стене!».

После смерти Яны Летов посвятит песню и ей. Забытая многими, но такая чудесная «Офелия» останется в творчестве Летова отдельным островком на фоне всеобщего протеста, о котором он говорит в то время. И именно из подобного ключа, животворящего потока, возьмут в будущем свой исток новые тексты «Обороны», трансформировавшейся из революционного «Посева» и «Егора и Опиздиневших» во что-то совершенно оригинальное. В форму метамузыки, совмещающей внутри себя уже все возможные жанры и мотивы, сложившиеся в один огромный универсум. Кстати, «Офелия» так и останется, по заверениям самого Егора, одной из его самых любимых песен. Что заставляет задуматься.

В одном из своих интервью Егор позже уточнит, что ранние эксперименты «Обороны» в стиле панк — это не искусство. Это ритм. Это не образы, но некие структуры, объединённые одним связующим канатом. И потому чистота музыки и фирменная подача в подобных рамках не играют роли. Грязь зачастую является лучшим цементом для подобных структур. И кто может назвать искусством «Sex Pistols», например? Это безусловная веха, это — событие, и событие грандиозное. Но искусством подобные вещи станут называть лишь в последние годы. Хоть под понятие искусства подобные события в мировой музыке откровенно притянуты за уши. Впрочем, творения Уорхола на Западе или Пахомова в России вскоре действительно поставят под сомнение само понятие искусства. Никаких новых нот и шагов в музыке в последнее время нет и уже не предвидится. Вишес сделал шаг, совершил прорыв. И разорванная цепь понятий с момента второй песни «Sex Pistols» уже стала не так необходима. Всем стало понятно, что подобные ритмы и подобное явление тоже может быть популярным и достаточно удобоваримым. Дальше в эволюции подобное движение ждёт лишь лейбл, продажа и пустота. И если не выводить подобную телегу на тропу творческого созидания, то она просто будет расти определённой ветвью, пока кто-то новый и ещё более безумный не сможет завязать на ней бутон чего-то нового.

«Оборона» произрастала как дерево. Она имела свои корни, укрепившийся со временем ствол и новые побеги. Именно поэтому на её фоне некоторые достаточно неплохие и очень амбициозные группы, признанные культовыми как в России, так и за рубежом, остались всего лишь голыми палками, торчащими из земли. Палками, которыми можно переломить хребет, но которые в развитии жанра и смыслов уже не привнесли ничего нового. Именно так на фоне «Motorhead», например, взошло немало культовых и сильных групп, образовавших бесплодную рощу вокруг титанического древа. Именно так огромным литературно-музыкальным кустом некогда взошла кислотноодарённая «Nirvana», которую так пытался культивировать Курт, но с которой не смог сладить, потому что творчество било через край и потоком буйной растительности пробудило к жизни новые жанры и формы, удавившие корневую идею, на которую Кобейн делал огромные ставки.

В 2002-ом в условиях новой бытности Летов выпускает альбом «Звездопад», на котором собраны старые советские песни в новой обработке и, что важно, в новом исполнительском осмыслении. Так сибирская рок-сокровищница вместила в себя новые эксперименты, привив к панку и протесту ветвь забываемого со временем искусства времён советской власти. И этот росток, из синтеза которого с поздними летовскими альбомами со временем родится и последний «Зачем снятся сны?», откроет группе двери в новый формат творчества. Формат, который будет восприниматься подавляющим большинством фанатов старых «обороновских» вещей, как «сомнительный», но который станет уникальным явлением в истории современной музыки за все времена. Логически связанные «Долгая счастливая жизнь», «Реанимация» и «Зачем снятся сны?» образуют трилогию, пропустив через себя которую, слушатель откроет новое звучание старой и бескомпромиссной «Обороны» в виде некой структуры, которую можно сравнить с развитой нервной системой, реагирующей на определённые раздражители совершенно разными нотами. И так, как звенят летовские «Собаки», никогда не зазвенит «Сияние». Фонтан смыслов и идей сделает «Оборону» одной из самых непредсказуемых групп рок-сцены. Не имеющая определённого творческого русла и проторенных путей, не специализирующаяся на песнях определённого характера, настроения или точной целенаправленности, она превратится в волну, трансформирующуюся в ту идею, которая ближе всего слушателю, и которую Летов, как один из немногих шаманов российского искусства выравнивает в нужную ему сторону. И это великая хитрость — позволить слушателю самому оформить смысл, но оставить на нём отпечаток своей мощной лапы. Это не блюз и не джаз, не панк и уже не рок в полном смысле этого слова. Это брызжущие ядовитыми, проедающими, сладкими и целительными красками цветы, которые смог бы взрастить только тот, кто действительно понимает, что для музыкальной практики мало знать ноты или читать умные книжки по истории музыки. Нужно чувствовать музыку кончиками пальцев и каждую колкую ноту выстраивать на свою позицию, бить там где нужно бить и взращивать там, где нужно взращивать, чтобы великое русское поле музыкальных экспериментов наконец дало свои яркие, сочные и такие притягательные плоды.