Полиграф Шариков: аристократ и пролетарий

-eLzfv8rh4U.jpg

статья от 11 апреля 2014 года

Это были безобидные человекообразные обезьяны,

с ограниченными возможностями творить злые дела —

а это, поверьте на слово мне, старику, и есть

единственное, для чего создан род человеческий.

Курт Воннегут

Когда сгорбленные фигуры в тёплых шубах скрываются за обледеневшими фонарями на углу, кажется, что какой-то злорадный чёрт хочет проморозить этот город до костей. Снег хрустит под ногами белой пушистой крошкой. Он приминается под нашими шагами, до весны впечатываясь в землю. Снежная метель - злая и холодная, грызёт щёки и нос, ледяным ветром пробирается за ворот куртки, ласково обвивая шарф. И кто скажет нам сейчас - Петербург это или Москва? И так ли это важно? Писали про Москву, снимали в Петербурге - абсолютно всё равно. Русская зима - везде зима. И, как кажется, именно она выстудила души горожан, навсегда лишив их возможности чувствовать и сопереживать. Зима, которая гасит огни. Зима, пережить которую очень непросто.

Столовая. Вы её увидите, если, наконец-то, поднимите свои глаза, прикрытые под напором ледяных хлопьев снега, беснующихся в танце метели. Едой назвать противно. Стыдно. Приходят люди, нравится или не нравится - не важно. Горячая похлёбка... Похлёбка... на чём? На куриных позвонках? Не того заслуживает человек. Симпатичная машинисточка или бравый солдатик, укутавшийся в промёрзшую форму, которая уже совсем не греет, но добавить к которой нечего, делают вид, что с аппетитом едят эти помои. А в глазах собачья тоска. И ведь обидеть повара не хочется. И, если уж не такая еда, то что? Тут сейчас не важно, чем набить свой живот. Важно не замёрзнуть. А ещё важно то, что всем всего хватает. Какие-то несчастные копейки за обед. Можно себе позволить, если жить захочешь.

Жить хочется в любую погоду. А в метель особенно. Просто не хочется умереть. И, пробираясь через пустынные улочки, изредка пересекаемые спешащими укрыться от старухи-метели людьми, мы уже выходим к какому-то захудалому магазинчику, рядом с которым богато одетый господин кормит краковской колбасой бездомного пса с обваренным боком. Это повар из центрального совета народного хозяйства постарался - больше никто не мог. Хотя... Такое время, что могли многие. Какой почёт обычному дворовому псу? Тут или носком ботинка под рёбра, или палкой по спине. Так приложить могут, что даже если и найдёшь тёплый подъезд, и если не выгонят тебя оттуда - всё равно голодной смертью сдохнешь.

На дворе, как оказалось, всё же Москва. Город, которому нет дела до людей. А собака? Что - собака? Тем более, когда ледяной ветер забирается за пазуху и пытается грызть щёки и нос. Кому есть дело до пса с обваренным боком, стремительно замерзающего в лютой московской метели? Поднимут околевшую тушку дворники и выкинут в ближайшую канаву, побрезгуя даже на переработку отдать. Ведь такой тощий, страшный пёс даже на мыло или клей уже не сгодится. Или заметёт труп лютый смеющийся бес, рассыпавший с неба порошу, да и тем паче не найдут до весны. А весной пойдут проталины и ручейки и вот он - Шарик. Околевший в страшной позе. Мёртвый. Жуткий. И вызывающий только отвращение. Шарик... Именно так называет господин в богатом пальто своего нового знакомого. И может, правда, бабушка этого смышлёного пса согрешила с водолазом...?

Полиграф Шариков в “Лабиринтах”.



И что может быть плохого в простой, казалось бы, собаке? Да ничего - четыре лапы, мокрый нос, вечно заинтересованные глаза. Если повезёт - хвост крючком. И никакой человеческой посредственности - никакой зацикленности, никаких проблем с кругозором. Полная отрешённость от бестолковой социальной жизни и суетности. Да и нужно ли мерить собаку человеческими мерками? Животное, всё-таки, на порядок умнее, рассудительнее и организованнее, чем человек. И все эти бородатые профессора, которые хмуро взирают со стен не вызывают ну абсолютно никаких эмоций - простые люди, всю жизнь служившие своей цели. Открытия? Но для кого сделаны это открытия - для человека? И что такое открытие, по большому счёту? Всего лишь понимание одного из сотен, из тысяч процессов природы, которые ежеминутно просто имеют место быть. И потому разумным будет вопрос - чего добились все эти люди? Поняли, наконец, всё то, что вокруг происходит? И что в этом такого?

Размышление, согласитесь, совсем не глупое. Размышление достойное мудрого старца, верно? Но всему своя плата, и облик нашего сегодняшнего героя - того, чья бабушка, несомненно, согрешила с водолазом, не слишком ярко подчёркивает его интеллектуальное превосходство, скорее даже вносит некий свой отпечаток - свойственные лишь животным заблуждения. И чего стоит жизнь собачья? По большому счёту - абсолютно ничего. И стал бы кто-нибудь подбирать, если бы не думал, что ты красивый? А может и, правда, красивый? Может счастливый случай не слепо выбирает тех, кому стоит улыбнуться, но ищет их по особым меткам - по знакам великих мудрецов или гениев? Или просто личностей с уникальными возможностями внутреннего роста... Или плевать на этот рост?

И чем отличаются животные от людей - можно ли придать зверю облик человеческий? И вопросом этим занимался не только профессор Преображенский, но и его не менее известный коллега-ветеринар - безымянный доктор Моро, в своё время совершивший попытку создания высшей формы жизни, основанной на синтезе тканей животных и человека. Шарик же в этой квартире пока что чувствует себя вполне уютно - ничто его не тревожит, кроме мыслей о своём происхождении. Нет, это действительно поразительно для собачьего восприятия, получить второй билет в жизнь в квартире столь богатой и столь ... странной. Здесь, во всех семи комнатах преобладают свои запахи и настроения. Женщины что-то готовят или убираются. Господин общается с людьми, идущими нескончаемым потоком за советом и за помощью. Молодой человек лишь выглядит несколько странно. Он волнуется - это видно. И всё чаще вместе с Господином скрывается в большой светлой комнате, двери в которую оснащены огромными окнами. Там они “работают” со своими посетителями. И работа эта более мерзкая, нежели удивительная. Ничего жизненно важного там не происходит - можно поклясться. Когда втягиваешь носом воздух, пробивающийся из этой комнаты, ощущается миндально-сладкий запах с примесями чего-то раздражающе-обжигающего. И белый свет из больших стеклянных окон... Увидеть что-то через их причудливый рисунок просто нельзя. И если протянуть лапу в сторону двери, в сторону этих белых смазанных фигур, которые кружат по комнате, чем-то противно позвякивая, возьмут ли они тебя к себе - в какую-то другую поразительную жизнь? И, может быть, не было никаких водолазов? Может Господин просто добрый волшебник, проводник, который подаёт людям руку и уводит в какие- то новые миры, демонстрирует им новые материи?.. И всё это бред, даже псу ясно ... Из-за двери, через запах миндаля и горечь непонятных токов воздуха, пробивается слабый, но отчётливо различимый запах крови. Сладкий, чуть металлический запах. Уткнуться носом в узенькую щёлку рядом с дверным косяком.

И вот перед нами вполне приятный пёс - внебрачный аристократ, в чьей крови, по его собственному мнению, ещё есть та частичка гордых уважаемых пород, чьё величие привлекло Господина профессора. Или же, всё-таки, к этому есть какие-то другие предпосылки?

Свой дневник доктор Борменталь начнёт в день солнцеворота - ровно 22 декабря. Первые записи этого дневника будут посвящены непосредственно эксперименту, на который решился профессор. Эксперименту страшному и непонятному. И я не буду сейчас углубляться во всю эту образность - почему фамилия профессора Преображенский, и почему Клим Чугункин убит у Преображенской заставы. Почему пивная, в которой погибнет горемычный балалаечник, называется “Стоп-Сигнал”. Это всё дело филологов - разбирать и анализировать. И расшифровывать образы. Мы же с вами просто живём новую, очередную жизнь, очень странную жизнь. И это не жизнь даже, а игра света и тени. Оборотничество, в его самом явном проявлении. И создатель этого оборотня, совсем даже не Булгаков. И не Преображенский. А какой-то внутренний непонятный импульс, который заставляет писателя прописывать эти чудовищные по своей атмосфере произведения и сюжеты. Нет ни одного гениального писателя. Есть токи гениальных идей.

И что чувствовал в те самые минуты Шарик? В те мгновения, когда тело Клима Чугункина уже принесли в квартиру Преображенского, но сам пёс ещё был в сознании. И вот, по всей видимости, вот этот взгляд - взгляд на хирургический стол, в общей суматохе брошенный откуда-то с соседнего стола. И зачем профессору тело беспородного человека? И Шарик прекрасно знал, что такое смерть. На зимних московских улицах, во время суровых метелей и лютых морозов, ты часто замечаешь мельтешение этой иссушенной старухи, которая тёмной ночью может выглянуть из-за любого мрачного угла. Ночные улицы в такую погоду пусты даже в Москве, а ты остаёшься один на один со смертью. Мы, конечно же, не берём в расчёт ненавистных котов. И где был ваш Бог, когда обычный грязный рабочий кидал тебе кусок хлеба, а ты ел его - засаленный, сохранённый на чёрный день ломоть, пропитавшийся потом и отдающий запахом солярки. Может быть, вы скажете, что это Бог, рукой человека спас тебя? Но бездомному псу наплевать на все эти вторые смыслы - его Бог только что прошёл мимо - в грязной одежде, со стёртыми мозолистыми руками. Он, наверное, тоже вынужден петь все эти издевательские советские гимны о Победе. Победе над кем? Да и не важно совсем - важен тот грязный кусок хлеба, который ты запихнул в свой желудок, а значит встреча с вездесущей старухой отложена. И в эту ночь никто не выскочит на тебя из-за угла, укутывая тьмой последнего вздоха. И кто этот человек на столе, скажите мне? Грязный оборванец. Один из тех “весёлых”, которые выходят из пивных покачивающейся походкой и зачастую тоже не прочь оторвать от своего сердца кусок заветного пайка. Это, наверное, лучшие люди. Те, кто выглядят как страшные пародии на самих себя. Те, что покачиваясь, плетутся домой и пропадают на несколько дней. Они не так озабочены чистотой своей обуви или одежды, а значит, думают о чём-то другом. О чём-то большем, чем одежда. И что не говорите - алкоголь, это не цель. Алкоголь это средство. И это даже собаке понятно.



Для операции профессору потребуется гипофиз погибшего и его семенные железы. Цель операции - оценить приживаемость данных органов у собаки и проследить их воздействие на омоложение организма. Операция будет проведена 23 декабря и начнётся томительное ожидание результатов. Гипофиз и семенные железы собаки профессор предусмотрительно сохранит - всё-таки он светило мирового масштаба и должен перестраховываться сто раз. Хотя, по большому счёту, всего лишь человек. Тот, чьи кумиры - умнейшие люди всех времён. Вот их портреты висят на стенах. Портреты мудрых старцев, тех, кто помог науке совершить такие семимильные шаги, без которых невозможно было бы представить современную медицину в принципе. И семь комнат, которые Преображенский имел в своём распоряжении, несомненно, функционировали как надо. Его квартира представляла собой хорошо отлаженный, работающий как часы, механизм. Здесь кухня - это кухня, а столовая - это столовая. Никто не режет кроликов в ванной. В операционной всегда чисто, и нет никаких проблем с лекарствами. Именно эти лекарства после операции помогали Шарику держаться на тонкой границе, на краю пропасти, шаг за грань которой означает смерть.

И Господин, в его мутных хлороформенных снах, уже открывает перед Шариком дверь в какую-то иную, манящую реальность. И границы мира куда-то уплывают - горящее под потолком белое солнце заливает стены, пол, столы. А впереди уже то ли очертания парящего в пелене города, то ли пейзажи дешёвых кабаков... *камфора, кофеин* ... и вдох отдаётся тупой болью в мозг - такое ощущение, что сильно били по голове... *камфора, адреналин, физраствор*... В последний день года, на смене двух календарных дат, Шарик окончательно умрёт. Тогда-то и начнётся перерождение. Хриплый лай пса, молитва собачьим Богам, первого января уже окончательно превратится в чёткое разборчивое “абырвалг” и хриплый странный смех. К седьмому числу словарный запас существа пополняется новыми словами - помимо чистого мата существо, чем-то похожее на чёрта, чем- то на погибшего Чугункина произносит осмысленные фразы, значения которых не знает... Хочется верить, что НЕ ЗНАЕТ.

И всё, что в фильме у Бортко выглядело как забавная история, на самом деле было отнюдь не забавным. Страшное, дикое существо, природа которого так и останется непонятой - человек-пёс, с неведомо откуда взявшейся душой и пристальным взглядом из-под низкого лба. И, конечно же, можно сказать - вот она, истинная сущность Шарика. Но настолько ли погано животное? Ведь всяко не поганее человека. И, если собака читала, что можно понять по одной лишь автоматической фразе “абырвалг”, пришедшей откуда-то из прошлой жизни, то существо, которое сошло со стола, абсолютно потеряло интерес к способностям, связанным с познанием. И, при таком раскладе, человек, который не интересуется ничем печатным, конечно же, по уровню развития опускается ниже собаки. Гипофиз, по теории доктора Борменталя, отвечает за формирование облика как такового. И хоть эксперимент с омоложением встал, неожиданно для всех была проведена другая уникальная работа, которая даже не планировалась - из собаки было получено нечто, по повадкам и внешнему виду, напоминающее человека. Но только ли внешний вид и повадки служат критерием для определения человечности? Безумие и грязь льются из существа. Однако, обучаемость на лицо - существо это, со временем, начинает размышлять и рассуждать не хуже профессора и доктора - правда, в своих сферах. Заручившись поддержкой жилтоварищества, бывший пёс получает на руки самый настоящий паспорт. Имя себе гомункул Преображенского высмотрит в календаре - день полиграфии. Стало быть, Полиграф. Сам себя воспитал - стало быть, Полиграфович. Ну, и фамилия, конечно же, наследственная. И если бы вся деятельность Шарикова сводилась лишь к хулиганству, то она была бы не так разрушительна. Но что это за дела, в самом-то деле - жить в семи комнатах. Одному. И пора бы уже, пора бы властям добраться до подобных буржуев. Где это вообще видано? На загнившем Западе, разве что. И за что боролась революция? За вот эти самые поганые галстуки? Да не смешите меня! Или, может быть за бородатые портреты на стенах? Да одна эта рамка стоит дороже бутылки водки. А от бутылки водки, знаете ли, проку намного больше. И от работы Швондера - тоже больше, чем от всех этих вечных походов в театры. И что не говори - Преображенский явный меньшевик. Хочешь запрещать в своём доме - запрещай. Но ты не имеешь никаких разрешений на ущемления права такого же человека, как и ты. И поскольку каждый в этой свободной стране может делать то, что хочет, значит и на кухне спать можно. Ну, а отдохнуть с друзьями за бутылочкой беленькой - вообще святое дело. И кто уж говорил бы о культуре, но не человек, велевший сжечь переписку Энгельса с Каутским.

И сколько ещё номеров выкинет этот персонаж не от мира сего! И после всех своих ненормальных выходок и кляуз, после хамских предложений в сторону прислуги, после нескольких драк с Борменталем и пропаганды “истинно-пролетарских” идей, терпение Преображенского лопнет. И Шариков прекрасно это понимает. И, несмотря на всю свою явно бесовскую природу, что чувствует он в редкие моменты проявления человечности, которых просто не может не быть?

И мы можем осуждать кого угодно - Швондера, Преображенского, самого Шарикова. Но ситуация должна восприниматься как данность. И, если есть вопрос, если есть проблема, но нет пути решения - лодка садится на брюхо. И, вот тот самый момент, которого в книге нет, но который так мастерски выписал в своём фильме режиссёр - этот взгляд, уткнувшийся в зеркало. Что же происходит-то? Что же делать? И как можно из пусть и дворняги, но без сомнения имевшей в своей крови примеси благородных пород, превратиться в это. И легко понять, что такое зеркало - собаке не нужно много времени для того, чтобы решить эту простую, как кажется, задачу. Сложно понять, что в зеркале - ты. Сложно вообще понять, что теперь это ты - небритый, изношенный. Пропойца и дебошир. На двух ногах. Раньше не было мыслей о каких-то человеческих проблемах. Суете. Раньше остро стоял вопрос жизни и смерти. И это было ... честно. А теперь? Спектакль какой-то... Вовлечение в пьесу. Права и обязанности, должности и документы - атрибуты роли. Выбрать амплуа и играть? Что такого в этом? И почему это такое тяжёлое испытание.

Но на утро всё проходит. Ночью же все спят. И что делать с собой ночью? Смотреть, думать. Или может пить? Человек - самая свободная из скотин. Он может выбрать из множества пунктов. Но, всегда выбирает самый лёгкий или самый приятный. Человек почему-то не понимает, что важен не процесс, а результат. А в процессе, кстати, нет ничего сложного. Время всё равно будет проходить также. Так почему бы немного не напрячься? Хотя бы ради итога....



И лучше человека делают не Вагнер и не Верди. И не постановки в театре. И не “Сто лет одиночества” горемычного Маркеса. Лучше человека делает удар сапогом в морду, который учит не совать нос туда, куда не нужно. И как объяснишь это человеку искусственно созданному, если даже обычные люди зачастую этого не понимают. И конфликт в квартире профессора разрастается в нечто большее, когда Шариков достаёт пистолет. Вездесущий Борменталь успевает обезвредить дебошира, и Преображенский, не скрывая досады, вынужден приступить к действиям, которые возвратят всё на свои места.

И снова белый свет комнаты. Снова огромное светило, сияющее тысячью солнц над головой. Но теперь-то уже всё понятно. И руки, как водится, прочь. Но сладкий запах уже вливается в лёгкие... И тяжёлый морок сна накрывает с головой...

Одинокая собака трусит вдоль заснеженной проезжей части. Её силуэт в ночном зимнем полумраке подёргивается тенями. Лёгкие лапы бесшумно отстукивают по снегу, заискивающий взгляд направлен вперёд и иногда поднимается вверх, на проходящих людей. Не было в родословной никакого водолаза. Глупости. Байки всё это. Хоть бабка и была, та ещё потаскуха - какой водолаз на неё позарится? Дома - серые и грязные московские дома - сменяют друг друга бесконечной вереницей. Люди в них такие же - похожие, почти одинаковые. Различающиеся только стоимостью одежды. И вот этот магазин. “Абырвалг”. Заходить с другой стороны магазина нельзя - там стоит милиционер. Он может прогнать тебя прочь или пнуть под рёбра. Нет ничего паршивее, чем удар под рёбра... И снова тёмнота. Снова выключают свет...

Голова дико раскалывается. Она чем-то замотана. На стенах по-прежнему портреты бородатых учёных. И тупая боль, как будто тебя чем-то ударили по голове. Но зато всё хорошо. Да и что может быть плохого в простой, казалось бы, собаке? Да ничего - четыре лапы, мокрый нос, вечно заинтересованные глаза. Если повезёт - хвост крючком. И никакой человеческой посредственности - никакой зацикленности, никаких проблем с кругозором.