Сократ: высшее из зол

Данная статья была написана 6 мая 2017 для проекта "Артель" Никиты Грибанова за два часа - с 3 до 5 часов ночи.

Но волею судьбы в лекцию не вошла. Однако потерять этот материал мне бы не хотелось.

Е.Д.

Не каждому дано появиться на свет в большой праздник, в который люди только и ждут откровений свыше. Я – один из таких людей. Мои первые смех и плач люди услышали в дни Фаргелии, когда эта земля вместе со всем моим народом извивалась змеёй от плясок сотен босых ног. Эти люди воздают хвалу Аполлону и Артемиде. Их радостные возгласы катятся кувырком по начинающей прогреваться от летнего солнца земле. И будят меня. А я, в свою очередь, бужу своего первого слушателя – свою мать.

Софрониск и Финарета. Каменотёс и повитуха. Смешно представить… Они были избраны Богами для того, чтобы явить на свет человека, имя которого позже будет знать практически каждый образованный ребёнок. Вне зависимости от своего желания запомнить меня.

И вот время летит, как и всегда оглядываясь в поисках того, кто сможет догнать его и сделать на повороте. Кто-то снова проходит мимо нашего дома и видит во дворе моего отца. Рядом с ним крутится это чудо природы – странный низкорослый мальчик. Подарок Богов, с возрастом всё больше обретающий черты трагической театральной маски: толстые губы, с годами всё более увеличивающийся живот, вздёрнутый вверх нос. Я таскаю камень, как видите. И помогаю отцу с ним работать. Выходит вполне неплохо. Приходится буквально вгрызаться в камень: делать это смело, бесстрашно. Ведь только уверенный и полный силы удар может задать ритм работе. Потом будет доработка, но сперва - форма. Каменотёс я, кажется, неплохой. Но … не моё. По крайней мере голос мне так говорит. А зачем тратить жизнь на то, что кто-то делает лучше и с большим энтузиазмом? Я просто нужен не здесь. Но точно ещё пригожусь… Низкорослый коротыш из самой типичной семейки.

И вот нужно определяться, чему посвящать себя в дальнейшем. А я, как последний болван, уже стою открыв  рот у храма Аполлона – самого прекрасного из Богов, который сыграет огромную роль в моей жизни. И который, как может показаться уже совсем скоро, имел не последнее отношение к моему появлению на свет. Интерес мой вызовет эта надпись за авторством Хилона, которая красуется на Дельфийском храме. Надпись эта гласит: «Познай самого себя!» Она станет первой божественной искрой, которая озарит мою нескладную голову. Эта мысль замечательно вспашет целину подросткового мозга и все те идеи, которые мне в голову засеют преподаватели гимназии, со временем принесут просто невероятные плоды.

Но, помимо пустого философского трёпа, который, то тут то там слышен из века в век, я нахожу время для того, чтобы послужить своему народу. Я – полноправный гражданин Афин. А полноправный гражданин – это не тот, кто задумывается лишь о своих правах. В его жизни множество сложных обязательств. Как минимум ответственность за свою Родину и привычка думать своей башкой. В строю таких же солдат, людей не хуже и не лучше меня, я уже повторяю: «Я не посрамлю священного оружия и не покину товарища, с которым буду идти в строю, но буду защищать и храмы и святыни — один и вместе со многими. Отечество оставлю после себя не умаленным, а большим и лучшим, чем сам его унаследовал. И я буду слушаться властей, постоянно существующих, и повиноваться установленным законам, а также и тем новым, которые установит согласно народ. И если кто-нибудь будет отменять законы или не повиноваться им, я не допущу этого, но буду защищать их и один и вместе со всеми. И я буду чтить отеческие святыни. А свидетелями того да будут Аглавра, Эниалий-Арес, Зевс, Фалло, Авксо, Гегемона.»

И вот годы службы окончены. Я снова оказываюсь перед этими несчастными каменными блоками, от которых всегда хотел держаться подальше. И которые так дьявольски нежно мне поддавались, что иного могли бы на всю жизнь приковать к себе. Но я кладу инструмент на камень и уже ухожу от него навсегда. Ухожу, чтобы обтёсывать более прочный и твёрдый материал – человеческий мозг, покрытый твёрдой закостеневшей корой.

Но я не настолько глуп, чтобы заниматься этим из состояния собственной недозревшей скорлупы. Просто что-то внутри меня уже содрогнулось, когда я увидел, как Афины – прекрасные Афины – тонут в этих толпах каменотёсов, спортсменов и повивальных бабок. В головах этих людей были заключены чудесные мысли и чудесные знания. Как и в головах каждых из вас. Все мы беременны чудом идеи, чудом вывода, который тяжёлым каменным мячиком засел в наших с вами головах. Тем мячиком, который в худшие моменты жизни уже перекатывается внутри нас, тяжёлой ношей ложась на сердце и подкатывая к горлу.  И связано это с нашим опытом. С тем, что вы не можете правильно решить уравнение собственной жизни.

Когда я увижу человека, который ругает власть, я задаю ему один простой вопрос: «Чтобы починить башмак, к кому я должен обратиться?» И под ехидные смешки я уже получаю этот ответ: «Конечно к сапожнику, мудрейший Сократ!» На что он получит следующий ответ: «Так к кому же я должен обратиться в случае, если государственный корабль прохудился?» И если ты, о человек, не способен решить свой вопрос, то я готов стать твоей повивальной бабкой. Я дам тебе инструмент, воспользовавшись которым в следующий раз уже ты сам будешь разрешаться ответом на вопрос во что верить и кому служить. Но будь мудр в обращении с ним, потому что любая палка о двух концах. Только опыт – твой личный опыт поможет тебе разобраться, что к чему.

Но всё это будет, конечно же, позже. Десятки умнейших философов съезжаются в Афины. И среди зрителей большинства из этих выступлений буду ярко выделять я: подпёрший нижнюю челюсть одной рукой, немигающим застывшим взором впитывающий каждое слово выступающего. Не жалеющий денег за работу сознания мудрецов. Просто своей школы у нас нет. У нас нет философов. Но у нас есть множество людей, которые так жаждут родить собственные смыслы. Я видел их вокруг себя – их глаза горели, но было что-то внутри, что было необходимо преодолеть – эта кровавая солёная от слёз и крови оболочка собственных идей. А я уже подставляю руки и принимаю на них плод ваших личных размышлений… я – бесстрашный герой трёх войн, выглядящий, как герой высокой трагедии, стою перед вами на коленях и продолжаю дело своей матери – помогаю человеку стать собой, а не кем-то ещё, призываю его думать самостоятельно!

А дома у меня уже своя философская школа, только ученик тут – я. Великовозрастный вольнодумец, попавший в лапы самой сварливой из всех женщин, бездушной рыжей бестии, которая постоянно чем-то недовольна. Женщина, спустя множество веков мной будут довольны все! А легенды даже будут приписывать в список моих учителей великого Анаксагора! В мою родословную (по ошибке ли или после точно выверенных расчетов) запишут самого Дедала! А ты снова за своё: хозяйство, полы не мётаны, споришь с мужиками на площади почём зря… За каждым великим мужчиной всегда стоит женщина, которая заставляет его… постирать уже наконец этот старый дырявый хитон…

Алкивиад спросит меня как-то про мою благоверную, мою Ксантиппу, почему я ещё не расстался с ней, ведь её ругань и скандалы невыносимы! «А я к ней привык как к вечному скрипу колеса. Переносишь же ты гусиный гогот?» — скажу я. «Но от гусей я получаю яйца и птенцов к столу», — усмехнулся Алкивиад. «А Ксантиппа рожает мне детей», — рассмеялся я.

Всё это, вплоть до тумаков на базарной площади, которыми моя благоверная будет осыпать мне голову, запишет этот старый бездельник – Диоген Лаэртский – который даже сам не видел этого собственными глазами! Потому что родится уже задолго после моей смерти. А я и не сержусь на неё. Я просто даю ей право быть собой. Ведь всегда даю людям именно этот инструмент… Нет, не учу. Учительство – ложная истина. Только собственным умом ты можешь добыть изнутри самое ценное для себя сокровище. Только начертив свою Карту, обозначив маршрут и ответив на самые важные свои вопросы. А когда рядом с тобой такая женщина как она… Я просто понимаю, что справляюсь со всем, если справлюсь с её характером.

И вот я уже притан. Немного больше, чем рыночный философ, которого многие обходили стороной. Теперь со мной приходится считаться как таким же умеренным в аппетитах гражданам, так и богачам, пытающимся отстоять свои интересы в честном диалоге. Я отныне распорядитель банкета под названием «народное собрание». И вопросы приходится решать основываясь в том числе и на моём мнении…

Вы так много хотите изменить. Вы делаете всё, чтобы вам стало лучше. Вы так много болтаете. Но позвольте... Разве вы уверены в том, что с вашим решением согласны все остальные? Вы ведь ничего не знаете о других людях. Об их глубинах, о том какие соки текут по их венам, с какими мыслями им приходится коротать ночи. И правда тут может быть только одна – не правда денег, не правда буйствующей толпы, но решение, которое будет справедливым и не ущемит никого больше, чем следует. Сложно поверить, но принимать такие решения мне удавалось. Мне удавалось приводить людей к той черте, за которой располагается незамутнённое понимание общей картины благополучия. И многие в той словесной битве осыпались масками на землю, как очищенная луковица. Я действительно был нужен там. И я до сих пор там, даже в ваши дни… Жду вас.

Когда под ударами моего напускного наивного «незнания» сильные мира сего метались в доводах с одной стороны в другую, я просто пытался узнать от них истинную цель этого словесного маскарада. И в своей детской наивности спора, в её честности, я был неподражаем.

Просто дело в том, что я действительно был избран Аполлоном. Я - мудрейший из людей. Так сказал мне дельфийский оракул. Я ни минуты не сомневался в его правоте. Ведь нельзя сомневаться в том, что сказали Боги. Кто я такой, по большому счёту, чтобы не верить им? Стареющий спорщик, которого вы выдвинули в категорию лучших сынов человечества только за то, что я учу совершать поступки осознанно, отвечать, как сейчас принято модно говорить, «за базар» и последствия своих безумств? Если поэт не может объяснить, о чём его произведение, а художник не скажет, что он хотел изобразить на полотне – разве они понимают, что творят? А это уже бесчестие.

Естественно, в любые времена, мысли, подобные моим, считались неудобными. Были люди, которым не хотелось становиться лучше, которым не с руки была моя основная идея: «Думай сам!» И в моих тяжёлых поникших руках уже скрывается это письмо, с которым меня благородно ознакомили. Я опускаю тяжёлые водянистые глаза и читаю: «Это обвинение написал и клятвенно засвидетельствовал Мелет, сын Мелета, пифеец, против Сократа, сына Софрониска... Сократ обвиняется в том, что он не признает богов, которых признает город, и вводит других, новых богов. Обвиняется он и в развращении молодежи. Требуемое наказание — смерть.»

Мне уже 70. И я смотрю в лица всех этих людей, которые предпочли убийство диалогу. В лица тех, кто решил, что человек, отворяющий окна и впускающий в затхлое общество пьянящий кислород надежды на лучшее будущее социума просто не должен жить слишком долго. Да и в принципе… что-то они затянули. И все эти полтысячи присяжных… они боятся меня. Вот старый горшечник, с которым мы вели диалог позавчера. Склочная торговка с улицы. Напыщенный поэт, который так и не смог рассказать мне, о чём он пишет. И я очень надеюсь только на одно, что моя Ксантиппа не видела всего этого безумия. Что её глаза не оплавлялись воском и не стекали на пол в тот самый момент, когда приговор был оглашён. Я даже не помню, была ли она жива на тот момент. И историки не помогут мне вспомнить. Это к лучшему. Я бы не хотел этого знать.

И вот чёткого обвинения до сих пор не предъявлено, а суд уже состоится. И голоса разделились 221 против 280 не в мою пользу. Это даже не тени обвинений. Это дымка. Сквозь которую глупо махать факелом опровержений. Потому что опровергать, в сущности своей, нечего. Я подниму глаза на этих людей и скажу те слова, которые мог сказать только я: «Пора идти отсюда, мне — чтобы умереть, вам — чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это никому не ведомо, кроме бога.»

Потом смешные люди попытаются всё сгладить. Назначить мне штраф, который равнозначно, с их точки зрения, заменит смертную казнь. Однако я откажусь и не дам своим друзьям внести этот залог. Что подтолкнуло меня к такому решению? Сложно ответить. Но я уверен, что внутри, где-то глубоко-глубоко на самом дне вы понимаете меня. Понимаете также, как после оглашения приговора понял мой друг Аполлодор. Он постоянно сокрушался, что я был оклеветан и признан виновным за то, чего не совершал, на что услышал мой ответ: «А тебе приятнее было бы видеть, что я осужден справедливо?»

Да и кто вам сказал, что смерть – есть высшее из зол? Высшее из зол, пожалуй что, ложь. Или я не прав? Один из ваших современников, из безумцев, скажет позже: «Плохо, что глупость не вызывает болевых ощущений. Невежество — одно дело, но наше общество всё в большей степени процветает на глупости. Оно полагается на людей, которые соглашаются со всем, что им скажут. Средства массовой информации культивируют глупость в качестве позиции, которая не только приемлема, но и похвальна.» И, вы знаете, я соглашусь с ним. Тогда, перед казнью, я многое понял. Я оказался прав – я знаю, что ничего не знаю. И поэтому всё должен проверить, подвергнуть сомнению и назвать самостоятельно. Ведь они мне принесли даже не цикуту. Хотя много веков уверяли меня именно в этом. Сейчас ваши учёные скажут, что это больше похоже на отравление болиголовом. Впрочем, яд он и есть яд. Хоть в чём-то меня не обманули. И теперь, думаю, можно спать спокойно. А вы не забывайте, чего стоит ваша идея – самое грозное оружие. И что может последовать за её реализацию.