Курт Воннегут: механическое пианино

Вся Вселенная с ужасом смотрит на землян

В жизни каждого живого человека существуют моменты, которые навсегда запечатлелись ослепительно яркой вспышкой. Каждый из нас может вспомнить тот момент, когда находился на грани, был готов переступить черту или вернулся из-за её рубежей сюда к нам, чтобы сегодня поведать свою историю. И для того, чтобы находиться на границе жизни и смерти, нам необязательно находиться на войне или в горячих точках. Человеку достаточно просто попасть в пространство, в котором у него уже нет ничего своего. Некоторые убегают от ситуаций, в которых они не хотят пребывать. Они называют эти ситуации травмирующими, сложными, невыносимыми. Просто человек, который предпочитает уходить, не хочет жить здесь. Но проблема в том, что "человек" и "здесь" - это понятия неразрывно связанные. Где бы ты ни был, ты всегда здесь. Со всеми своими чемоданами, со всем своим багажом, стоишь в старых дырявых шлёпанцах и пытаешься покинуть один перрон, по глупости своей ожидая от нового перрона что-нибудь особенное. Шествие акробатов с яркими бантами. Или огромных надувных динозавров и бегемотов, которые будут парить сверху над восторженной толпой. Но их нет. Ты ожидал праздника, но, вывалившись на очередной платформе, вновь видишь свой привычный багаж и такие же усталые унылые лица, как и на предыдущем перроне. Лица таких же странников, которые спешат из пункта А в пункт С, попутно поглядывая из окон, пытаясь разглядеть за серыми облаками хоть небольшой намёк на солнечные лучи. Они готовы выскочить на любой станции. Дался им ваш пункт С. Лишь бы шары, акробаты, праздник...

Но существует и другой срез реальности. Срез, в котором из "здесь" уходить уже некому. И тогда начинается то, в чём никто ни черта не смыслит - поиск самого себя. Поиск того, кому нужно покидать место бомбёжки, потому что надоело смотреть на оторванные руки и ноги, искалеченных людей вокруг и собственную неспособность покинуть это несчастное "здесь". И в таких местах, как правило, артобстрел не утихает. Только добавляются раны, добавляются трупы, множатся потери. И, как я говорил выше, я ведь совсем не про войну сейчас. Но ветераны, которые смогли сделать невероятное - вновь найти себя, на руках вынести из-под миномётного огня, выкарабкаться из развалин, будут испытывать эти невероятные дрезденские флэшбеки на протяжении многих лет. Каждая выкуренная сигарета в пожелтевших пальцах, каждая стопка на могиле мечты, будет посвящена именно этому сражению. Нападению без предупреждения. Внезапной точечной бомбардировке. Они, конечно, ребята бывалые. И вынесут ещё не то, но на повторение данных событий не согласны. Потому, так и не побывав на настоящей войне - с криками, кровью и реальной смертью, они всё равно предпочитают спасательные панцири. Это такие забавные психологические штуковины, которые надеваются на голову и туловище и крепятся специальными кожаными ремнями. Единственное, что может пробить их - это плохая погода. Поэтому ветераны предпочитают переживать плохую погоду дома. Смотреть, как город съедается серой пеленой капель дождя. Смотреть на это и курить - вспоминая и поминая всех тех, кто погиб на злосчастных фронтах невидимой войны.

Чтобы организовать в данной географической области "котёл", необходимо было пропустить противника вглубь Арденна. Для этого была ослаблена определённая часть фронта, на которой союзники оставили всего две пехотные дивизии - 28-ю и 106-ю. Немцы, решившие воспользоваться шансом, нанесли молниеносный удар и прорвали фронт примерно на дальность в 100 километров, но позже американские войска (1 и 3 армии) постараются замкнуть "котёл".

16 декабря 1944 года, в самом начале операции, пока союзники "утюжили" края своей ловушки, немцам удалось прорвать англо-американский фронт. В их плену оказалось приблизительно 30 тысяч человек. 19 декабря в плен попадает и Курт Воннегут. "Семь фанатичных танковых дивизий отрезали нас от остальной части Первой армии Ходжеса. Другим американским дивизиям на наших флангах удалось отойти. Мы же были вынуждены стоять и сражаться. Штыки не слишком хороши против танков. Боеприпасы, продовольствие и медикаменты исчерпались, а наши потери превысили число тех, кто ещё мог сражаться — и мы сдались. <…> Я был одним из немногих, кто не был ранен. И на том спасибо Богу." И вот сначала Берлин, а потом Дрезден. В трудовом лагере Дрездена было всё проще - 250 грамм хлеба в сутки, да пинта супа. Пленные трудились с переменным успехом, Воннегут, по факту поверхностного знания родного немецкого языка, какое-то время выполнял обязанности старосты своей группы. Именно здесь будет находится та самая скотобойня номер пять, в которой на ночь располагались пленные. Под скотобойней существовал подвал, куда пленных сгоняли во время воздушной тревоги. Этот факт сегодня рассматривается как сам собой разумеющийся. Однако стоит подчеркнуть, что пленных действительно укрывали во время воздушных атак союзников, а не бросали на верную гибель. Впрочем, налётов было не так много. Дрезден не был военным городом. В основном его географию составляли простые жилые дома и производства. Почти их всех не станет за промежуток с 13 по 15 февраля 1945 года.

Ночь и день сольются в одно сплошное представление света. В итоге данной очень сомнительной спецоперации США и Великобритания уничтожат или серьёзно повредят порядка четверти промышленных предприятий города и практически половину жилых районов. Союзники утверждали, что бомбардировка города была необходимой частью большого плана по уничтожению немецкого транспортного узла - якобы после этого большие транспортные развязки должны были проходить через Берлин или Лейпциг, к бомбёжке которых уже готовился согласовавший данные действия Советский Союз. И, возможно, всё было действительно так. Но та ожесточённость, с которой проводилась бомбёжка Дрездена, полного памятников истории и культуры, до сих пор ставится под сомнение. И, как бы то ни было, вот они - горы трупов, достающие до второго этажа любого современного дома. Обгорелые, изувеченные - свои и чужие. И ведь американское командование должно было знать, что именно здесь, в Дрездене, содержатся пленные солдаты - солдаты той самой Америки, которая в эту ночь скинула на их головы раскалённую смерть. Потенциальные самоубийцы, которые вынесли себе приговор только тем, что вступили в армию США и вообще пошли на эту проклятую войну. Разгребая тела своими собственными руками, помогая их складировать, а позже избавляться от них, Воннегут говорил о сотнях тысяч погибших. И пусть умные профессора сегодня называют цифру в 25 тысяч человек, Воннегуту всё равно казалось, что их 250. Он видел всё это своими глазами. Он был в городе, в котором мертвецы требовали срочного внимания к себе. В котором траур неожиданно стал всеобщим настроением. Военный историк и теоретик Джон Фуллер позже заметит, что для того, чтобы перекрыть движение через город, достаточно всего лишь бомбить подъезды к нему. Это помогло бы избежать больших жертв среди населения и повысило бы эффективность работы авиации, которая несколько дней просто рвала Дрезден на части. Другие историки будут говорить о том, что бомбёжка Дрездена - часть бряцания военной мощью в преддверии возможного воплощения военного плана "Немыслимое". Существование данного плана - прямое поручение Уинстона Черчилля. Его основной темой был ряд действий, который поможет после завершения войны с Германией остановить СССР и их союзников в случае их стремительного продвижения на Запад. Он состоял как из оборонительных, так и из наступательных действий. Дрезден же, по мнению всё тех же историков, мог стать одним из важных городов в "советской зоне влияния", потому его сохранение не было принципиальной задачей.

«Быть гуманистом означает, что ты стараешься вести себя благородно и честно, не ожидая за это ни наград, ни наказаний в следующей жизни. Когда несколько лет назад мы отмечали память Айзека Азимова, то я произнес речь и сказал: «Айзек сейчас на небесах». Я не мог придумать ничего более смешного для аудитории гуманистов. Но это сработало – они заулыбались. Если я когда-нибудь умру, то надеюсь, что кто-нибудь скажет: «Курт сейчас на небесах». Это моя любимая шутка»

Общество должно быть токсичным, а писатель должен быть человеком глупым. Он должен иметь критическую оценку. Писатель - не Будда. А художественные книги Будды получались бы через одну невероятно скучными, потому что все люди прекрасны, а карма не последует моментально. Но именно так и должна следовать карма. И проводниками её должны служить творческие идиоты. Именно они, потому что глупые люди постоянно решают вопросы умных людей. Все умные выбирают юридические или экономические профессии - они знают, что всё, что нужно в жизни - это деньги и безопасность. Безопасность от дураков в том числе. А ещё умные люди знают как грамотно манипулировать этими дураками, чтобы самим избежать рабочих мест. Ну это же так очевидно! И именно в условиях токсичного общества разовьётся талантливый дуралей. В тех условиях, когда можно ответить за себя и постоять. Существуют два мира - мир умных людей, которые сидят где-то выше и смотрят на суету обывателей, и мир идиотов, где мы постоянно ищем виноватых, чем помогаем людям умным. Потому что любой подлец быстро может найти люк наверх к умникам. Мы спасаем мир умных людей от перенаселения. Они контролируют нас, создавая законы для целевой аудитории. А ещё есть просвещённые, которых нельзя отнести ни к одной из этих групп. Эти люди вообще не приносят никакой пользы (вреда, кстати, тоже не приносят) - просто проживают свою жизнь как цветы и уходят забываемые всеми, не оставляющие после себя ничего. Потому что карма возможна только в загробном мире. А в нашем мире, в котором справедливость начали называть токсичностью, раздача кармы и решение проблем до сих пор остаются уделом дураков.

Но вот проходит какое-то время, и мы снова видим вокруг нас Дрезден. И ту самую бойню, номер которой сегодня уже не важен. Важно, что она была изначальной. И раз за разом вокруг неё проносятся и строятся всё новые картины. Воннегут простым росчерком на бумаге погружает нас в ту историю, которая известна всем, но не разгадана. Вместо огромного телескопа, в линзе которого маленький городок всего лишь песчинка, сметённая ураганом, он настраивает микроскоп, чтобы показать страдание человека. Чтобы показать, как волосы на руках его героев шевелятся, как происходит неосознанный странный перенос сознания. Человек ведь не может терпеть бесконечно. И существует два выхода, всего два! Первый - самому стать частью цирка уродцев и перенять черты тех, с кем приходится жить. Вытащить из них эту донорскую жилу, чтобы вживить её в свой мозг, продолжая общаться старыми потрёпанными и тотально пустыми категориями вроде тех, что любят употреблять сегодня - "рынок", "товар", "бренд". А можно взять и начать мыслить категориями человеческими. И категориями человека не "ещё одного" или "единого из многих", но "единственного и неповторимого". Того, который уникален, который сам собой представляет целый мир, но вынужден сгореть в огне бомбардировок. И это - цикл Воннегута. Цикл этот - движение по спирали собственной истории, увеличение и акцентирование, ничем не отличается от цикла, который проходим мы. Но наш цикл, как правило, является обратным. Вместо чёткости мы с вами теряем фокус. И этот искусственный приём используется нами за тем, чтобы приуменьшить, смазать, скрыть последствия любой серьёзной "бойни", которая имеет место где-то в нашей жизни. Если завод по сжиганию прошлого работает, чтобы он не наводил ужас, нужно уметь контролировать эмоции и память. А за крепко закрытой дверью живые люди сгорают намного менее волнительно, чем на фотографиях с места происшествия.

По возвращению домой, Воннегуту будет вручена медаль "Пурпурное сердце". Такую давали всем, кто получил ранение в ходе военных действий. Курт же будет говорить, что дали её за совершенно незначительное ранение, отнесётся к ней скептически. Он, как и все люди, смотрящие куда-то вглубь, смотрел более глобально на события своей жизни. В первую очередь, потому что это его жизнь, чёрт побери! И если вы даёте медаль, найдите более весомый повод её вручения. Включите мозги и подумайте не сводом законов и предписаний, а собственной головой!.. Но, про голову в конституции ничего не написано. Поэтому все бумажные формальности проистекают из заготовок, написанных на каждый случай жизни - маленькие кусочки безумия на гербовых бумажках. Всё что угодно, лишь бы не включать собственную башку. И всё это сначала кажется таким важным, таким весомым, таким сложным. Но - вот она, наша жизнь. Представляется мне вроде какого-то странного подобия черничного пирога. Вы ведь любите черничные пироги? Но как он оказался здесь - вот вопрос? Ведь кто-то должен был перемолоть зерно и сделать муку. После - шофёр, чья зарплата не превышает разумных пределов, погрузив эти мешки с мукой в кузов своего старенького фургончика, отправился прямо в кондитерскую, где его уже ждала та самая томная толстая стряпуха, с которой они вместе проводили свободные вечера. У той женщины было двое детей, старший из которых ходил в гольф-клуб. Да, вот такое необычное детское увлечение - гольф. Младший выдувал что-то из стекла, но это было скорее хобби, чем профессиональное занятие. И вот, вымыв руки от остатков утренней косметики, стряпуха уже замешивает тесто и достаёт из холодильника банку с черничным вареньем, которая была подарена ей соседом. Не ахти что, но время, которое она проводила вместе с этим мужчиной невозможно оценить никаким вареньем. А ближе к вечеру, открыв заслонку печи, она извлекает в наш мир тот самый черничный пирог, на который так похожа наша жизнь. Он может быть сыроватым или осыпаться по краям. Но чаще всего в нём слишком жидкое варенье. Оно, знаешь ли, мажется. Однако если мы примем все эти недочёты и рассмотрим целостность, то вот она - жизнь. Останется только один вопрос. А чья это жизнь, если она лежит сейчас на нашем столе, и мы уже готовы её сожрать?

Беда человеческая - дело только его рук. И чем больше беды есть у вас в запасниках, тем активнее вы готовы добавлять её в свою жизнь. Вы не сделаете себе кофе с молоком, если у вас нет молока. Но в запаснике каждого более-менее домовитого хозяина или хозяйки этой самой беды хоть отбавляй. Именно поэтому она расходуется так часто и заменяет собой многие другие специи. И поставляет её нам не Бог или эволюция. У каждого из вас во дворе своя мельница, на который вы и производите помол составляющих вашей жизни в мелкую соль беды. Она ведь ингредиент универсальный, добывается из любого самого простецкого счастья. И это так часто случается - за формой мы абсолютно не видим того, что в ней скрыто. Почему так происходит? Потом мы разбиваем этот орех, обнаруживаем его прекрасную сердцевину, замираем от восхищения, но целостности уже не вернуть.

Содержание сегодня прекрасно заменяется формой. Вместо левые и правые, сектанты и официальные конфессии, богатые и бедные используется, на самом деле всего лишь одна формулировка - "победители и проигравшие". Националисты, повара, гонщики на профессиональных соревнованиях, шахматисты и коллекционеры открыток или марок, любители животных и животные, попавшие в суп - все мы делимся на победителей и проигравших. Разница, по большому счёту, не так уж велика. Просто победитель обязан сделать проигравшим некое предложение, чтобы не поменяться с ним местами. Руку и сердце, бесплатные абонементы, скидка по промо-коду. Что угодно. Лишь бы у проигравших был искусственный выбор, и они и дальше продолжали бы проигрывать.

Жизнь, на самом деле, очень простая штука. В ней всё достаточно просто и понятно. Люди сами усложняют собственные условия. И если говорить о том же Воннегуте... Ну зачем? Зачем нужна вся эта циничная фантастика, вся эта фантасмагория вещей, лиц и изобретений. Да, чтобы не придумывал человек, он обязательно придумает оружие. Да, люди привыкли сажать друг друга в пробирку, в клетку, за стекло в зоопарке. Причём происходит это как-то массово - выбирается один индивид, абсолютно отметается его человеческая природа и происходит эксперимент. И если два человека тыкают третьего палочкой, в надежде рассмотреть его, то проходящие мимо скорее присоединятся к этим горе-исследователям. Почему? Вероятно так устроен стадный инстинкт. А вероятно, что просто некоторая наша механичность побуждает нас усложнять существование одиночкам. И потому всё, что откололось от общего минерала должно быть исследовано и препарировано. И иногда таким образом солидарная в своей ценности масса признаёт, что изучаемый объект действительно неплох. Что он гений, что он - золотая крошка. Но как легко быть золотыми молекулами, соединёнными в цельный кусок и как сложно быть отдельно взятой золотой крупицей, чья ценность зависит только от неё самой. Вы понимаете, о чём я говорю? Но не стоит переживать и волноваться. Волноваться вообще не нужно - переживать за какую-то случившуюся или не случившуюся беду - означает приумножать её. И хотя люди глупы и жестоки, смотрите, какой прекрасный нынче день.

Но зачем сокрушаться на людей? Не правда ли, прекрасно не делать практически ничего и считаться живым? На наш век хватило трагедии и бед. Поколение, которое идёт вслед за нами ещё не подозревает, как быстро мечты сгорают. И все эти космонавты, пожарные и прочие супермены - всего лишь будущие клерки или сотрудники заведений общепита. Единственное, что меня заботит в этой круговерти - это женщины. Их странная-странная логика. Проводя детей в этот мир, они совершенно не хотят разбираться в политике. И, между тем, желают счастья своим чадам. Почему они не видят, что жизнь - это вращающееся колесо, чьи зубцы похожи друг на друга как две капли воды? Или видят? Но всё равно продолжают надеяться на какое-то чудо? Женщины вообще часто живут в сказках. А после этого они называют нас упавшими с Луны, но, видит Бог, мы не бывали на Луне. Возможно там более располагающая атмосфера... Потому что вот оно - то самое механическое пианино. Из него изъят пианист, оно играет мелодии само, ему не важно слушает ли их кто-нибудь, оно просто запрограммировано. Делай нормально - нормально будет. Так вроде бы говорят люди с похожим складом ума? Они игнорируют вопросы "Зачем? Для кого? Какой смысл?" Если существует уже готовая программа, то её нужно просто исполнять. И тогда пианино заиграет. Всё будет хорошо, всё будет нормально! Только вопрос не в том, чтобы пианино играло. Вопрос в том, чтобы это приносило хотя бы какую-то действительную пользу. Чтобы живой человек мог насладиться мелодией и не более. Не имеет смысла считать, сколько шестерёнок и струн внутри начали двигаться. Есть только один смысл - человек должен стать от этого немного счастливее. Не важен алгоритм. Не важны настройки Человек просто должен быть счастливым. И если наше пианино включается к месту и не к месту каждые полчаса, просто потому что может, то это несомненная нелепица. Но сегодня все мы работаем примерно по той же схеме.

И хоть бесполезно призывать людей к взаимодействию друг с другом, нужно это сделать. Хотя ведь каждый понимает, что все мы не имеем и шанса мыслить и действовать вне узлов причин и следствий. Только таким образом. И цивилизация наша кажется такой хрупкой, так экспериментальной - неразумные существа, которые пытаются исследовать, захватывать и колонизировать. И на нас с Титана, спутника Сатурна, уже смотрит этот тральфамадорский робот Сэло, который развлекается наблюдением за людьми и подбрасыванием им новых игрушек в виде каких-нибудь "невероятных" произведений искусства. Вообще, конечно, нужно понимать для чего мы все существуем. По предположению нашего сегодняшнего героя, вполне вероятно, наше развитие и наша миссия были задуманы только для того, чтобы просто доставить этому роботу с далёкой планеты запчасть для его корабля. Ведь по-настоящему сильным существам - тем же тральфамадорцам - вполне под силу создать жизнь на отдельной бесконечно бесполезной планетке. Лишь бы помочь одному из своих маленьких неорганических друзей. Так что... Забудьте. Просто забудьте эту идею о пианино и никогда к ней не возвращайтесь. Ваша музыка не должна быть ничьей - это музыка сфер. Как и любой другой продукт - наука, философия, мистика - она побочна для мироздания. В мироздании уже есть всё, что ему нужно. И счастье какого-то отдельного маленького человечка - всего лишь возможный опциональный эффект. Такой же непринципиальный, как и лёд-девять, который может замораживать любую жидкость, приводя её в твёрдое состояние и, в итоге, вызывая локальную катастрофу. Такую же локальную, как очередной очаг эпидемии или случайная бомбёжка заброшенной скотобойни с живыми людьми. В этом действительно нет многого, нет трагедии. Катастрофа Земли или какие-либо смертельные для человечества обстоятельства тоже вещи достаточно локальные. Более того, космос - великий и ужасный продолжит жить. Ему будут не нужны все эти наши побрякушки, рекламы и губная помада. А вот лёд-девять, может быть, вполне сгодится. Или пластик. Помните тот самый монолог Карлина? Может быть мы с вами живём здесь только для того, чтобы изобрести пластик или какое-нибудь другое химическое соединение? А семьи, любовь, поддержка - всего лишь случайные эффект, к которым мы почему-то чувствуем очень стойкую привязанность.

«Что я всегда старался делать, так это искать вещи, ради которых стоит жить на этом свете. На самом деле можно сказать, что вся моя жизнь состоит из маленьких прозрений. Например, совсем недавно я вспоминал случай с британскими офицерами. Во время войны дивизион, в котором я служил, был почти полностью уничтожен, и немцы перевезли тех, кто выжил, в лагерь для военнопленных Stalag 4B. В этом лагере было полно британских офицеров, которые были к нам невероятно добры. Мы умирали с голода и замерзали, а они кормили нас и даже для поднятия духа разыграли спектакль. Это была «Золушка», конечно же, в мужском исполнении. Мне запомнилась строчка из этого спектакля – одна из лучших вещей, которые я когда-либо слышал в своей жизни. Когда часы пробили двенадцать, Золушка повернулась к аудитории и сказала: «Боже мой! Часы уж бьют, а меня все не еб...!» Я не могу объяснить почему, но из-за этой фразы я почувствовал, что жить все-таки стоит. И люди показались мне удивительными существами».