Титаник: В Плену Океана

Вы когда-нибудь видели чёрный зев океана? Как крошка на скатерти, как пылинка на идеально чистом столе, мы слишком малы, чтобы различить его невероятные масштабы. Даже в те моменты, когда очередное плавание уносит нас далеко от родных берегов. В те минуты, когда мы вынуждены покинуть свой комфортный дом и пытаемся выйти куда-то туда - в неизвестность, за пределы обетованной нами суши. В мир, который таит опасности и дразнит нас, уводя прямо из-под руки, прямо из-под носа, очередную карту приключений, подменяя её авантюрными скитаниями.

В эти моменты нами овладевает океан. Самый настоящий, безбрежный водный простор - или даже океан пугающей нас толпы. И мы ищем причал. Пролагаем путь. Хотя, на самом деле, мы не можем знать, где мы обретём свой берег или свой покой. И обретём ли.

Ведь постоянно под нами – да и внутри нас - Бездна, что без конца и начала бурлит сама в себе. Океан Мира всегда в движении. И стоит только нашему кораблю налететь на что-то покрепче, чем он, и пасть трагедии разверзается. Разглядеть её в самом начале очень сложно. Мы слишком малы, а великое всегда видится хорошо лишь издалека. Иногда она растягивается в чеширской улыбке или напоминает нам картину великого Гойи, на которой Сатурн пожирает своё дитя.

И когда океан захочет проглотить вас (что ему, как правило, удаётся) сперва он облизывает вас волнами. Пробует на вкус. Дышат пенными вздохами волн меха его лёгких. И огромный циклопический глаз Солнца уже скрывается, закатываясь то ли за горизонт, а то ли за мрачные чёрные облака. И тогда бескрайняя бездна делает глубокий вдох... Её нервы течений напряжены, а в венах уже снуют мелкие рыбёшки и чудовища покрупнее.

Тогда молитвы возносятся к небесам и иногда достигают слуха невероятного инженера, который много веков назад затеял эту игру. Однако бОльшая часть подобных трапез заканчивается тем же, что и было заявлено вначале - огромным титаническим вздохом, после которого лишь краткая непродолжительная агония, а потом - тишина... Через какое-то время волны успокаиваются. Дыхание бурлящей пены становится ровнее. Глаз Солнца вновь начинает светить теплыми добрыми лучами. Надолго ли? Все мы в своей жизни испытывали подобные ужасные шторма. Человек боится бури. Боится шторма. Даже находясь на суше.

Мой гениальный конструктор хотел, чтобы я побеждал стихии и укрощал волны. И был, при этом уютным приютом для вас – защищал от невзгод и превращал жизнь в прекрасное путешествие. Мои музыканты играли вам. Но давайте начнём с самого начала.

Проекты меня сегодняшнего – и двух моих братьев-близнецов – были составлены моим отцом с одной только целью – выиграть конкуренцию у «Кунард Лайн» - британской компании трансатлантических, круизных маршрутов, имевших у себя на службе паротурбоходы «Мавритания» и «Лузитания». По заказу судоходной компании «Уайт Стар Лайн» мой создатель Томас Эндрюс, при помощи своего конструкторского бюро уже создаёт серию трансатлантических лайнеров «Олимпик», в которой числятся три судна – Олимпия, Британника и.. я сегодняшний.

И только одному из нас будет напророчена долгая жизнь и свобода без лишней опаски бороздить моря. Возможно, некий морской Бог помогал ему. И в этом месте очень важно провести параллель, ведь Бог и Отец Создатель – два разных по природе своей существа. Одни – талантливый конструктор, инженер и строитель. Ум и ловкие умелые руки, но второй… О Бог Мой… Второй – действительный распорядитель бала. Тот, кто властью своей указывает путь штормам и спасает доброй заботливой рукой, когда на господство его не покушаются, но ведут себя подобно детям – послушным, покладистым. Не захватчикам, но гостям. И таким он благоволит. Наполняет ветром их паруса. Среди ваших современников, как мне известно, было достаточно его любимчиков – Тур Хейердал, совершавший умопомрачительные путешествия на своих самодельных и очень неуютных лодчонках. Жак Ив Кусто, которому Бог мой открыл свои самые заветные тайны. И впустил в святая святых. Меня же ждала совсем другая участь. Возможно имя моё разгневало его. Дерзкое. Напористое. И вы помните тех, в честь кого я назван? Детей неба и земли, Урана и Геи. И их низвержение в Тартар. Слишком очевидная аналогия. Сын человеческий, созданный из земных материалов, живущий за счёт паров и токов воздуха. Потому, может быть, и низверженный суровым морским Богом.

О моей семье можно говорить долго. Три брата – один другого краше. В древности нам давали, как правило, женские имена. И тем самым посвящали нас матерям или богиням – чтобы мы, а следственно и вы тоже, всегда находились в безопасности, если впереди у нас совместное путешествие. Спутницей Колумба была Санта-Мария. Они вместе открывали Америку. Или вот - бесконечные «Королевы Елизаветы». Ведь, согласитесь, быть под покровительством самой Королевы – дорогого стоит. А теперь всё чаще имена мужские – в честь учёных, бородатых исследователей.

Вот мой старший брат – со звучным именем «Олимпик». При создании своём получил номер 400 и оказался самым счастливым из нас. В первый раз отдал швартовы 14 июня 1911 года, в среду, ровно в полдень, и направился по своим очень важным делам в портовый город Шербур, а потом и в Нью-Йорк. На его долю выпало много испытаний. В том числе столкновение с крейсером Хоук, после которого «Олимпику» потребовался небольшой ремонт. Повреждение двух отсеков быстро подлатали, в очередной раз убедились в том, что корабль может выдерживать такие внеплановые неприятности. Уже намного позже событий, связанных со мной, он будет переоборудован для военно-транспортной службы, обзаведётся артиллерийским вооружением и переживёт настоящий морской бой с немецкой подлодкой U-103 в проливе Ла-Манш, потопив её взятием на таран. В своих произведениях об «Олимпике» будут упоминать такие маститые писатели как Артур Конан-Дойл и Агата Кристи. В последнее своё плавание он отправится 11 октября 1935 года, честно отработав в море целых 25 лет, отплавав при этом 257 рейсов.

Младшего брата своего я не помню. Но от моря ничего не утаишь, потому я знаю, что его назовут «Британник». В одно время он будет являться самым большим и роскошным океанским лайнером, пока не начнётся Первая Мировая Война, которая и определит его судьбу. В эти годы, как вы понимаете, будет уже не до бравады. В 1915-ом «Британник» будет переоборудован под госпитальное судно и сможет вмещать в себя огромное количество экипажа – 3309 пассажиров и пациентов, не считая медицинского персонала. Его жизнь судьба будет во многом похожей на мою – в последнем своём плавании он наткнётся на мину и навсегда останется лежать на дне в южной части Эгейского моря, в проливе Кея. Почти все находившиеся в тот момент на борту люди уцелеют. Среди них, кстати, будут кочегар Артур Прист и медсестра Вайолетт Джессоп, которые некогда отправлялись в плавание со мной. Эти люди вообще знамениты своим невероятным везением – Вайолетт, волею судьбы, переживёт не только трагедию, которая разыгралась со мной, но и будет на «Олимпике», когда тот столкнётся с крейсером «Хоук» - ну я вам только что рассказал об этом случае. После «Британника» её история морских злоключений, слава морским Богам, закончится. Артура Приста же будут звать «непотопляемый кочегар». В его послужном списке 4 большие морские катастрофы и несколько неприятностей поменьше. Видя его послужной список, судовладельцы просто приходили в ужас, отказывали в устройстве на работу и в море он больше никогда не выходил. И всё это произойдёт с ним за 49 лет только для того, чтобы на пятидесятом году жизни Артур умер от пневмонии. Но, может быть, некоторые люди действительно рождаются в рубашке?

И вот он – я. Готовлюсь к выходу в свой первый рейс. На борту суетятся сотрудники Министерства торговли Великобритании – осматривают спасательные шлюпки, сигнальные ракеты, аварийное снаряжение. И, на следующий день, в полдень 10 апреля 1912 года, уверенный в соответствии всем нормам я отправляюсь в путь из Саутгемптона. Впереди маячит пароход «Нью-Йорк», который исполняет какие-то непонятные пируэты на воде, и мы чудом избегаем столкновения. Потом будут порты Шербура и Квинстауна, в которых мы подбираем новых пассажиров и запасаемся провизией. Нашу весёлую компанию сложно назвать скромной – 2225 пассажиров, включая членов экипажа. На самом деле вместимость на 200 человек больше, но в апреле спрос на подобные рейсы был традиционно низким. Зато сколько людей из разных стран, какое пёстрое общество – ирландцы, итальянцы, русские, сирийцы. И не только богачи, но и эмигранты, которые отправляются в Америку на поиски лучшей жизни и заработков. Наш капитан улыбается в усы – у него сорокалетний стаж морских путешествий, и он уверен, что сегодня, как и всегда, всё пойдёт по плану. Вопросы вызывают только помощники капитана и матросы, набранные буквально в порту за четыре дня до отплытия. Но… что может пойти не так?

Впрочем существуют, определённую существуют какие-то странные знаки и странные силы, которые смешали два антициклона на пути моего следования. Это привело к тому, что айсберги появились на судоходных путях в этот год на целый месяц раньше обычного. Приливы в этом году наблюдались тоже слишком высокие. Многие говорят, что они были вызваны рекордным приближением Луны к Земле – впервые за почти полторы тысячи лет это значение достигло своей минимальной величины.

Про айсберги мы узнали 12 апреля – азбукой Морзе другие суда стали сообщать нам об их необычайно больших скоплениях в районах значительно более южных, чем их привыкли наблюдать ранее. Капитан и его помощники внимательно изучали эти данные и наносили пометки о ледяных полях на свою карту. Впрочем, оснований для беспокойств всё ещё не было. Все эти наблюдения не совпадали с нашим маршрутом и путешествие шло по плану, хотя скопление огромных дрейфующих льдин и было рекордным за последние полвека.

Впрочем, нельзя заявлять о том, что наше путешествие обходилось без ошибок. 14 апреля 1912 года в 22:30 пароход «Калифорниэн», лёгший в дрейф в 50 километрах от меня, выходит на связь с предупреждением о ледовых полях. Радист Джек Филлипс, занятый передачей частных телеграм на станцию острова Ньюфаундленд, отвечает своему коллеге «Заткнись, я работаю. У меня связь с мысом Рейс, а ты мешаешь!» А ведь эта информация, вовремя доведённая до капитана, как вы понимаете, могла изменить многое. Проблема, впрочем, была и на другом конце рации, поскольку Сирил Эванс – радист «Калифорниэна» вышел на связь совсем не по уставу, словами «Привет, старик, мы остановились, вокруг нас лёд…»

За час до этого, замещавший капитана Альберт Смит, при помощи лампы Морзе устанавливает визуальный контакт с пароходом «Раппаханнок», следующим встречным курсом из Галифакса. Он даже не обращает внимание на то, что встреченный корабль получил повреждение кормы и сообщает «Мы только что прошли через ледяное поле  между несколькими айсбергами». На что Альберт уже сигнализирует «Сообщение принято. Благодарим. Спокойной ночи». И снова никаких мер не предпринимается, число дозорных не увеличено, судно идёт на достаточно высокой скорости. Это было обусловлено не только человеческой беспечностью, как может показаться, но и погодными условиями. Ночь была безлунной, но звёзды светили достаточно ярко – они, вполне могли помочь морякам определить препятствие прямо по курсу. Как правило, дрейфующие айсберги отражают свет Луны или звёзд, а по барашкам на волнах их можно заметить ещё издалека. Но на море установился штиль, и барашки просто не просматривались.  К тому же, именно сейчас мы с командой проходим границу тёплого и холодного течений. В такие моменты нагретый воздух поднимается над холодным, что приводит к преломлению проходящего сквозь него света, вызывающего миражи, в том числе – ложный горизонт, лежащий выше реального. Непросто рассмотреть что-то в таких условиях. Как выяснится уже позже – айсберг в условии столкновения течений вполне мог подтаять. И стать намного более прозрачным, чем привычные ледяные глыбы. Многие исследователи будут утверждать, что в этот момент он мог также перевернуться тёмной стороной вверх, отражая только чёрное ночное небо. Последняя ошибка была допущена в 23:30, когда на горизонте замаячила лёгкая дымка, которой никто не придал значения.

Удар последует в 23:40. Можно даже сказать, что это скользящее столкновение. Ведь стальные листы обшивки выдержали. Не выдержали железные заклёпки грузового отсека, форспика и шестой котельной, принявших удар на себя. Из-за того, что швы разошлись, в корпусе образовались щели. И вы же понимаете, что даже если льётся тонкой струйкой – уже невозможно остановить океан.

Само столкновение на разных палубах ощущалось по-разному. Кочегары говорили потом, что чуть ли не попадали с коек. На верхних палубах, едва соприкоснувшись друг с другом, всего лишь тревожно дрогнули бокалы. И мне кажется, что это была первая нервная дрожь, которая за три с половиной часа катастрофы из лёгкого замешательства перерастёт в ужасную агонию, выдержать один вид которой смогут не все.

Я помню всё – оркестр, играющий на верхней палубе. Пытающийся сдержать атмосферу переполняющего людей страха, переходящего в тревогу и последующий ужас. Я помню людей, которые отказывались садиться в спасательные шлюпки, если туда не удалось сесть и их близким. Я помню священника Томаса Байлза, исповедовавшего для всех страждущих. И… поначалу даже казалось, что никакой паники и нет вовсе. Что все занимаются тем, что умеют лучше всего. Остаются с теми, кого больше всего любят.

Вот, например, капитан Смит – в последний раз обходит шлюпочную палубу. Он ровным и громким голосом своим велит радистам, передающим бесконечный сигнал SOS, подумать о себе. И постоянно повторяет «Теперь каждый сам за себя». Потом, за двадцать минут до полного затопления, уходит в капитанскую каюту, не надев даже спасательный жилет и долго всматривается в картину, висящую на стене.

И мне не хочется сегодня создавать атмосферу паники здесь. Сейчас. Ведь все вы прекрасно знаете, что слово – очень сильный и могущественный инструмент. Я приведу только воспоминания одного офицера, своего пассажира. Он будет описывать самые пугающие минуты своей жизни так: «Вид холодной зеленоватой воды, устрашающе ползущей по лестнице вверх, врезался в память. Она медленно поднималась и одну за другой покрывала электрические лампочки, которые ещё какое-то время жутко и неестественно светились под водой.»…

Моя гибель создаст целую легенду. Будут говорить, что я – это не я вовсе, а мой старший брат «Олимпик» - перекрашенный, переделанный. И затопленный специально – для получения огромной страховки. Эта версия, как и многие другие, несостоятельна, потому что серийные номера 401 – мои серийные номера – будут найдены на дне уже после катастрофы. Ну и представьте сколько работ следовало бы провести, чтобы сделать из него меня. Стоит ли такое чудовищное мероприятие потраченного времени и вложенных денег? Потерянной репутации? Как заставить замолчать сотни человек, которых пришлось бы к этому привлекать?

Будет версия о встрече с немецкой подводной лодкой. Но подводные лодки в то время технически не могли выходить в океан настолько далеко. Зато будет сделан и ряд правильных выводов – целый комплекс мероприятий по предотвращению подобных трагедий, отслеживанию дрейфа айсбергов в зонах судоходства, постоянное прослушивание радиоэфира, много других полезных решений.

Когда с тихим электрическим щелчком на мне погасла последняя электрическая лампа и страшные крики людей навсегда отделились от меня, оставшись где-то там, наверху, подарив мне тишину, я вспомнил одну вашу легенду. Легенду о человеке, который умел летать. Его отец сделал ему крылья, и этот юноша полетел – высоко-высоко… И вот его фигурка уже теряется где-то в солнечном свете. И мы уже не можем её разглядеть…Почти тоже самое случилось и со мной.

Сегодня я лежу на глубине и мир мой тих и спокоен. Я больше не вижу света звёзд – они не могут пробиться через мрачные толщи вод, чудовищной пятой прижавших меня ко дну. Я, конечно же, скучаю по своим музыкантам. Но бассейны мои до сих пор наполнены. И, как бы жутко не звучало, я жду вас. Мне иногда кажется, что я преданный пёс, которого оставил хозяин.

Мой мир отныне – это тьма и бесконечное одиночество. Но люди – маленькие глупые люди – уверен, вынесли из моей истории очень важный опыт. И больше не ведут себя также неосмотрительно. Уверен, они понимают, что их мир – если рассматривать его в миниатюре – это я сегодняшний. И нужно быть аккуратным и внимательным к нему. Ведь, когда придёт большая вода, уже не будет разницы между пассажирами первого класса и эмигрантами, коротающими свой недолгий век в утробе этого большого корабля, имя которому «Человечество». И, когда на горизонте, прямо по курсу, кто-то уже наблюдает первые странные дымки, быть которых просто не должно, когда ощущение беды и неизбежности, накатывает и на вас и вызывает смутную тревогу, вы ведь пытаетесь изменить обстоятельства и избежать этого чудовищного столкновения? Я надеюсь, что это так. Я верю в вас, люди.